– Через пять минут.
– Я засекаю. – Энди исчезает. – И в следующий раз придет Натан, – громко кричит он.
– Итак, что думаешь? – спрашивает Крикет.
– Ты хороший. Очень-очень хороший. – Я тыкаю его пальцем в грудь, опьяненная осознанием того, что теперь могу прикасаться к нему, когда захочу. – Как тебе удается быть таким хорошим?
– Безопаснее всего будет сказать, что это твоя заслуга. – Крикет тыкает меня в живот. – Хотя я имел в виду твои волосы.
Сияя, я поворачиваюсь к зеркалу, и…
– ООООХ!
Прическа сделана профессионально. Высокая, великолепно проработанная, она меня совершенно не подавляет. Скорее, наоборот, льстит.
– Это… просто… великолепно.
– Никогда никому не говори, что я делал это, умирая от страха, – с ухмылкой говорит Крикет.
– Спасибо тебе. – Я делаю паузу, а затем смотрю вниз, на свои бледно-голубые ногти. – Помнишь, ты говорил про недостатки, которые кому-то другому кажутся достоинствами?
– Да.
Я поднимаю на парня глаза:
– Я тоже считаю тебя совершенством. Во всяком случае, для меня. И сегодня ты выглядишь потрясающе. Как и всегда, впрочем.
Крикет моргает:
– Может, я утратил чувство реальности? Тысячи раз я мечтал это услышать, но никогда не думал, что мои мечты станут явью.
– Три минуты, – кричит с лестницы Энди.
Мы заходимся нервным смехом. Крикет трясет головой в попытке сконцентрироваться на чем-нибудь другом.
– Ботинки, – говорит он. – Носки.
Я показываю, где они находятся, и, пока он все подготавливает, пудрю лицо, крашу ресницы и губы. Все необходимые для макияжа средства летят в сумочку. Меня не покидает ощущение, что перед возвращением домой мне придется макияж обновить. Крикет берет меня за талию и усаживает на кровать. Я приподнимаю юбки. Глаза парня расширяются при виде их количества, и он тут же заходится от смеха.
Я ухмыляюсь:
– Кроме панье здесь есть еще кое-что.
– Просто дай мне ногу.
– Одна минута, – кричат снизу.
Крикет опускается на колени и берет руками мою левую ступню. Носок надевается легко и быстро. Ботинок налезает со скрипом. Осторожными, но уверенными движениями Крикет зашнуровывает ботинок до самого колена, где он уже не прилегает так сильно. Я закрываю глаза, молясь, чтобы время остановилось. Крикет завязывает шнурки. А потом все то же самое проделывает с другой ногой.
Не знаю почему, но это кажется мне самым сексуальным, что когда-либо со мной случалось.
– Хочу, чтобы у меня было больше ног, – улыбаюсь я.
– Можем повторить это снова. В любое время.
Раздается стук в дверь, и в следующую секунду к нам уже на всех парах летит Бетси. Родители стоят в дверном проеме. Крикет помогает мне встать.
На лице Натана написано одновременно удивление и восхищение.
– Bay!
Но я все еще сомневаюсь:
– В хорошем смысле?
– В смысле, нам аплодируют стоя.
Под взглядами Натана и Энди я опять начинаю нервничать. Я поворачиваюсь к зеркалу и вижу… великолепный наряд, чудесную прическу и сияющее лицо. На этот раз в зеркале отражается настоящая Лола.
– Еще раз, – говорит Энди. У него в руках фотоаппарат. – Боком, чтобы было видно птичку в волосах.
Я поворачиваю голову, позируя для очередной фотографии:
– Это последняя.
– Ты сфотографировалась с ботинками? – спрашивает Натан. – Покажи нам ботинки.
Я с улыбкой поднимаю подол.
– Я изо всех сил стараюсь сейчас не использовать слово «сказочно», – говорит Энди.
Но я чувствую себя действительно сказочно. Родители сделали целых две серии снимков – одну с нами обоими и одну персонально с Крикетом, – прежде чем мы растворились в туманной ночи. До тротуара я добираюсь, поднимая юбки и спускаясь по лестнице боком. Мы решили отправиться в школу пешком в основном потому, что она близко.
И еще потому, что я не влезаю в машину.
– Эй! Вот они!
На соседнем крыльце появляется Алек. На бедре у него восседает Абби. Я машу рукой, и глаза малышки становятся такими же ОГРОМНЫМИ, как в тот раз, когда она увидела в парке зеленых попугаев.
– Ox! – восклицает она.
– Потрясно смотритесь, ребятки, – кричит Алек. – Безумно, но потрясно.
Благодарно ухмыляясь, мы прощаемся с Алеком. Как и предполагалось, идти по тротуару в моем платье оказывается весьма трудно – мне частенько приходится поворачиваться боком, держаться за руки при этом непросто, – и все же один квартал мы уже прошли.
– Они все еще смотрят? – спрашиваю я.
Крикет оглядывается назад:
– Все четверо.
В животе у меня порхают бабочки – бабочки предвкушения счастья. Мы оба ждем одного и того же момента. Наконец мы сворачиваем за угол, и Крикет заталкивает меня в черно-лиловую тень первого же дома. Наши губы сливаются. Мои руки запутываются в волосах парня. Крикет пытается прижать меня к стене, но я от нее отскакиваю. Наши губы все еще касаются друг друга, когда мы заходимся в приступе хохота.
– Подожди. – Я поворачиваю каркас платья так, чтобы приподнятая плоская часть кринолина оказалась сзади. – Ладно. Давай еще раз.
Теперь Крикет действует медленнее. Он касается меня всем телом, прижимая бедрами к стене дома. И не важно, сколько слоев ткани между нами, его тело льнет к моему с такой силой, что мы буквально изнемогаем от страсти. А затем наши руки пускаются в свободное путешествие, губы жаждут друг друга, а тела ищут освобождения.
И если я – звезды, то Крикет Белл – целые галактики.
На улице завывает зимний ветер, холодный и колючий, но нам жарко. От запаха Крикета у меня кружится голова. Я целую его шею сверху вниз и, хотя ничего не слышу из-за ветра, чувствую, как он стонет. Его пальцы легко забираются под шнуровку корсета и оказываются под рубашкой. Они поглаживают лишь малюсенький кусочек моей спины, но меня бьет дрожь.
Наши губы опять находят друг друга. Мы прижимаемся друг к другу все сильнее. Пальцы Крикета выбираются из-под корсета. Теперь они двигаются вперед, и впервые за все время мне хочется, чтобы это платье было менее сложным. Мой следующий наряд будет гораздо короче, из тонюсенького шелка, сквозь который я смогу ощутить абсолютно все.
Крикет отрывается от меня, его глаза кажутся дикими.
– Нам надо остановиться. Если мы сейчас не остановимся…
– Знаю. – Хотя единственное, чего я хочу, это продолжать.
Парень обвивает меня руками так крепко, словно меня вот-вот унесет ветром. И держит до тех пор, пока наши сердца не начинают биться чуть спокойнее и мы не восстанавливаем дыхание.
