– Афганская граница, – сказал Алексей неохотно. – Я там первые полтора года служил. Не самое скучное было местечко. Так уж география сложилась, что именно на нашем участке то и дело перлись караваны с наркотой и разной прочей контрабандой, чтобы обойти Иран. Это у нас пограничный устав очень гуманный. Обязательно надо сначала крикнуть: «Стой, кто идет?» Нам велено было и в плен брать по возможности. А персы таким гуманизмом не заморачивались. Без всяких били ночью из пулеметов по всем, кто объявлялся в чистом поле, и пленных не брали. Своя логика тут была. Порядочный человек не станет ночью шариться в чистом поле, да еще караваном. Да, там всякое было. А война, Олечка… Еще в Отечественную такая тенденция возникла. Больше всего треплются о боевых подвигах всякие тыловые барсуки. А те, кто повидал виды, помалкивают. Ну вот как-то не тянет рассказывать, да и все тут. Что за механизм действует, я тебе объяснить не могу, потому что сам не понимаю. Да и вообще никто. Даже когда в праздник свои за бутылочкой сядут, стараются выискать хоть что-то мало-мальски смешное. Только очень мало его. Ну вот. А за полгода до дембеля попал я в сводный отряд. Кинули его на грузинскую границу, в Чечню. Разный народ шастал взад-вперед. Нам следовало это пресекать.
– Это вот здесь, да? – Оля взяла фотографию, на которой Алексей обнимал собаку. – Тут и горы, и лес.
– Ага, там.
– Собака какая красивая. Она сейчас, наверно, совеем старенькая?
– Это не она, а он. Самур. Отличный был пес, а вот до старости не дожил. Может, это и высокопарно звучит, но пал смертью храбрых. С пограничными собаками это случается, как и с людьми.
– Алеша, ну расскажи хоть что-нибудь, – попросила она прямо-таки умоляюще. – Я хочу и это про тебя знать.
– Да что рассказывать, – сказал он неохотно. – Не киношный боевик. Короче, тормознули мы близ границы, с нашей, понятно, стороны, одну бандочку. Силы получились равные. У нас семеро, если считать Самура, у них, как потом оказалось, тоже семеро. Только у нас пулемета не было, а у них был. Пулеметчик, сука, попался опытный, прижал нас к земле очень качественно. Головы не давал поднять, не то что на дистанцию гранатного броска подобраться. Вот старшой и решил пустить Самура. Когда собака несется со всех лап, да еще обучена зигзаги делать, в нее попасть гораздо труднее, чем в бегущего человека. И вообще на собаку рефлексы даже у хорошего стрелка плохо заточены. Керим как-то сумел Самуру объяснить, что брать надо именно пулеметчика. Я во всякую мистику плохо верю, но иногда создавалось впечатление, что они с помощью телепатии общаются. – Он замолчал и закурил, держа сигарету большим и средним пальцами.
– А потом? – тихо спросила Оля.
– Что потом… Когда пулемет захлебнулся, а автоматы начали бить уже не по нам, все стало ясно. Быстренько дернули мы на рывок, гранатами их зашвыряли. Чего у нас тогда было богато, так это гранат. Откровенно говоря, ребята с грузовика целый ящик скоммуниздили, и ничего, обошлось, никто не заметил. Запалы раздобыть было уже проще. – Он улыбнулся чуть вымученно. – Вот такой я весь из себя супермен с личным маленьким кладбищем. Ты из-за этого ко мне хуже относиться не станешь?
– Хуже?! – вскинулась Оля. – Дурак такой! – Она прижалась к нему, обхватила за шею, и Алексей почувствовал, как отчаянно колотится ее сердце. – Тебя же сто раз убить могли!
– Ну, если прикинуть, так и все двести, – сказал он безмятежно. – Но не убили же, я везучий.
– Ага, конечно. А это вот у тебя тоже от везучести? – Она осторожно погладила кончиками пальцев шрам на его щеке так, словно он не зажил до сих пор. – И тот, на боку, тоже ведь наверняка от осколка? Где тут везучесть?
– Имеет место быть, точно тебе говорю, – сказал он спокойно. – Во-первых, оба осколочка только чиркнули по мясу, хотя один мог и в глаз влепить, а второй – в потроха. Обидно, конечно, чуточку, что прилетело за три недели до дембеля. Но есть еще и во-вторых. Очень может быть, что как раз эти осколочки меня и спасли от пули в лоб где-нибудь пару дней спустя. Были случаи, когда парней всего-то за день-другой до дембеля… Вообще-то, таких уже старались на боевые не посылать, но мало ли как порой оборачивалось. Короче, может, это было и невезение, а может, как раз везение. А напоследок, коли уж вдруг случился вечер воспоминаний, я тебе расскажу по-настоящему смешную историю, единственную, пожалуй, за все два года. Как я к поварскому хобби пришел. Хочешь?
– Еще бы!
– А в этой сказке было так. Забросили нас пятерых на неделю на одну горушку в лесу. Задание было простое. Если придет человек и скажет пароль, немедленно связаться с базой. Басмачи там, в общем, появлялись редко, так что место было спокойное. Относительно, конечно. Совершенно спокойных мест там не бывало. И досталось нам не что-нибудь, а целый дом, практически нетронутый. Там такое бывает. Поселится человек по каким-то своим причинам в полной глухомани, далече от ближайшего села. Дом был целехонький, только вот хозяева оттуда ушли, причем давненько, судя по пыли и некоторым другим приметам. Оно и понятно. В такие времена жить одной семье в глухомани – дело опасное. Ну вот. Бардака в армии, не секрет, всегда хватало, а уж в снабжении!.. Получилось так, что вертушка нам выгрузила кучу боеприпасов, а из еды – только мешок с гречневой крупой. Большой, правда, килограммов на тридцать. И не такое бывало. Да вдобавок бортмеханик, черт косорукий, рацию уронил из двери на землю при выгрузке, и что-то важное в ней накрылось. Сема день бился, отступился все же, сказал, что это теперь не рация, а кусок дерьма в ее форме. Вот и представь расклад. Очаг в доме в полном порядке, посуды немало осталось, включая котел, вода в колодце нормальная, а из еды у нас только этот хренов мешок гречки. Ближайшие наши неблизко, аж километрах в восьмидесяти, пешком человека не пошлешь. Обшарили весь дом, нашли только кусок соли и луковку, вялую, явно прошлогоднюю. Старшой отправил двоих по окрестностям. Вдруг попадется дичина, она там водится, благо места спокойные, войной не тронутые. До темноты болтались, никто им не попался. Ну вот и пришлось обходиться тем, что есть. Потянули спички, кому кухарить, выпало мне. Неделю я с этой гречкой извращался, как голливудский маньяк с пленницей. Сначала обычную кашу сварил. Сперва она пошла в охотку, на второй день – уже плохо, хотя я луковичку туда покрошил, но сколько там ее было. Сходили мы, набрали черемши. Она там тоже растет, для нее как раз был сезон. Два дня я эту черемшу пригоршнями крошил в кашу. Потом Макс подстрелил двух дятлов типа дроздов. До сих пор не знаю, как они называются, и выяснять охоты нет. Он им аккуратно так головенки разнес, одно время снайперил. Мяса на них с гулькин хрен, но все же было чуток. Два дня я с этими дятлами варил что-то типа похлебки. Все-таки мясом пахнет, другое дело. Потом опять за черемшу взялся. В последний день нашел у хозяина в кладовке натуральные жерновки. Прокалил крупу, муки намолол, испек подобие лепешек. Парни их съели, все ж разнообразие. Ну а потом за нами вертолет прилетел. Тот человек с паролем так и не появился, поступил приказ отбыть в расположение. Как мы на базе жрали, ты бы видела! Братва сбегалась смотреть. Потом все чуть не сутки поносом маялись, из нас как из шланга лило. А на гражданке, до погон, я готовить почти и не умел – ну, яичницу поджарить, пельмени сварить. Вот тогда, в доме с этой чертовой гречкой, и решил твердо: вернусь, обязательно научусь готовить что-то вкусное и заковыристое! И ведь научился. Что-то ты особенно и не смеешься. Такой вот армейский юмор скучноватый, другого взять негде. Ну что, кончаем с боевым путем старшего сержанта Гартова? – Он аккуратно собрал в конфетную коробку фотографии, награды, удостоверения к ним, закрыл крышкой, положил на комод и заявил: – Не переживай, Ольга Петровна. В День пограничника обязательно засвечусь и тебя с собой возьму. Мы с тобой…
