--Все-таки хорошо, что мы смертны.Представляешь, если бы пришлось ждать вечность?
По субботам Беатриче бывала у отца в его новойсемье. Его молодая жена готовилась стать матерью. Отец сиял и чувствовал себяюным, когда закупал ползунки и распашонки. Он не замечал, что с его дочерьюпроисходит что-то странное. Лишь после разговора с Еленой Сергеевной он вдругзадумался и решил провести беседу:
--Прежде всего хочу сказать тебе,--началон,--что очень горжусь твоими успехами в учебе. Закончить за одну четвертьодиннадцатый класс не каждый сумеет. Не пойму только, почему тебе это раньше вголову не пришло. А могла бы уже в институте учиться. Вот...
Отец замялся, наверное, раздумывая, может ли онтеперь, когда дочь живет не с ним и неподконтрольна ему, читать ей наставления.Но видно решил, что может, потому что продолжал развивать свою мысль:
--Нас с твоей мамой, честно скажу,настораживают твои затяжные приступы тишины и задумчивости и то, что ты ведешьненормальный для девушки твоего возраста образ жизни: гуляешь по ночам не сдрузьями, а с этой собакой, не ходишь на...как их биш...дискотеки, не заводишьподруг. А твоя непонятная дружба с этим странным доктором и сумасшедшимстариком? Как это понимать? А твое увлечение фехтованием? Разве это занятие длямолодой девушки?
Беатриче слушала его молча, глядя в воздухперед собой, а когда отец остановился, чтоб перевести дыханье, спросила:
--Па, зачем ты затеял этот разговор?
--Я хочу узнать, что творится в твоей голове.
--Зачем?
--Затем, чтоб быть уверенным, что ты невляпаешься в какую-нибудь гнусную историю.
--Обещаю, что ничего плохого со мной непроизойдет, и в голове моей нет ничего, что могло бы ввергнуть меня в пучинуразврата.
--Ну, раз обещаешь, тогда ладно,--растеряннопроизнес отец.
Его долг был выполнен, и он успокоился, сновапереключаясь на преприятнейшее занятие - подбор имени для малыша.
--Почему бы не назвать его Гавриилом?--спросилаБет, не отвлекаясь, казалось, от своих мыслей.
--Что это за имя?--почему-то испуганно спросилановая жена ее отца. Она в обще с опаской относилась к Беатриче.
--Действительно, что за библейскоеимя?--переспросил отец.
--Так звали отца одного моегознакомого,--ответила дочь.
--Нет. Это имя нам не подходит. Тем более, чтоу нас будет дочка. Так сказал доктор.
--У вас будет мальчик,--спокойным и потомупугающе безапелляционным тоном возразила Беатриче, все еще созерцая воздухперед собой. Потом тихо встала и так же меланхолично зашагала к двери, на ходупрощаясь и никак не объясняя своего ухода вдруг...
Когда Беатриче осенью появилась в школе, всесразу заметили, как она изменилась. Многие ее одноклассники приписывали еепреображение несчастной любовной истории с Муромским. Учителя объясняли еесостояние семейными проблемами.
Кирилл все еще не мог до конца осознать своегонового статуса и иногда искоса поглядывал на Бет, пытаясь угадать еенастроение. Однажды, оставшись с ней наедине, он сказал:
--Извини, если причинил тебе боль.
--Не ты причинил мне боль,--безразлично молвилаона, а потом, взглянув в глаза юноши так пристально, будто хотела понять, чтоже в них ее когда-то привлекало, спросила:--Разве ты заметил во мне боль?
--Не знаю,-- растерянно отозвался Муромский иотвел глаза, потому что вспомнил, что не может теперь вести с девушкамиоткровенные разговоры.
--Тогда и не болтай зря!--зло ответила Беатричеи быстрым шагом удалилась от него.
Она все еще оставалась для него загадкой: ни скем не дружила, почти не появлялась в школе. При этом вопрос учителя никогда немог застать ее врасплох. Она стала круглой отличницей по всем предметам. Аучительница литературы просто разводила руками.
--Откуда у тебя такие мысли вголове,--спрашивала она.--Ты читала Ницше?
Когда перед зимними каникулами класснаяобъявила, что Косовей экстерном сдала все экзамены, зачеты и контрольные ибольше не будет ходить в школу, это никого не удивило.
--Ну, и слава богу, что я эту чокнутую большевидеть не буду,--сказала Линка Муромская, которая теперь вела разговоры лишь оподгузниках и пустышках и гордо носила по школе свою распухшую молочную грудь.
--Сама ты чокнутая,--почему-то расстроилсяСомов.
--Говорю тебе, она ненормальная. Со своейсобакой разговаривает, как с человеком, будто она ее понимает. Я сама слышала.
--А я знаю, что она ходит в какую-то спортивнуюсекцию,--сказала Ритка.
--Наверное, не секцию, а секту.Сатанистов,--предположил кто-то, и все с ним согласились.
А между тем в который раз расцветала весна.Беатриче, как когда-то по Дремучему Лесу, бродила по городу со своей вернойТроей, сама не зная с какой целью.
--Как скучно здесь,--вздыхала она.--А помнишь,как однажды мы встретили его в лесу, и он пригласил нас в свой замок?
И она снова начинала вспоминать, и сердце сновасжималось от тоски.
--Скучно...
--Бет, послушай, ты должна жить нормальнойчеловеческой жизнью,--говорил ей Ю-Ю.--Найди себе парня, общайся сосверстниками, на тусовки ходи.
--Не могу никого видеть, Юрка. Всегда передглазами образец для сравнения.
--Что же ты собираешься делать?
--Вот станет совсем тепло, и мы с Троейотправимся бродяжничать. С детства об этом мечтала.
--А жить ты будешь на что, а питаться чем?Солнечной энергией?
--У меня же есть сила.
--Ну, и что?
--Воровать буду. Но только самое необходимое. Аможет и не только...
--Браво!--рассмеялся черт.
--Нет, решено. Ты со мной, Троя?
В этом сомнений не было. Собака повсюдуследовала за своей хозяйкой, хотя та и не нуждалась в защите. Чудики выходилидочь Горгоны во второй раз, и она, узнав о том, что Беатриче покидает ДремучийМир навсегда, поспешила на Ту Сторону, пока еще был цел мост. Среди людей онапотеряла возможность говорить, зато могла долго слушать и, сочувствуяпо-собачьи, тихонько поскуливать.
--Я думала, что чужая в Дремучем Мире, аоказалось, что здесь,--говорила ей хозяйка, и она соглашалась.
Однажды в конце апреля Беатриче пришла в школу,чтоб, наконец-то, забрать свой аттестат.
--Ты не придешь на выпускной?--спросила ееклассная.
--Нет,--ответила она.
