Первым из этих факторов является творческий подход при создании Устава ордена и его пропаганде, направленной на привлечение новых членов и покровителей. Бернар применил сложную пояснительную методологию, целью которой было исследовать, анализировать и создать религиозную догму. Идея учреждения военного религиозного ордена, состоящего из монахов-воинов, была новой для христианства. Её неясное происхождение можно с лёгкостью возвести к истории царя Давида, описанной в Ветхом Завете. Убив Голиафа, он стал святым воином Господа. Сам Иисус часто проводит военные аналогии, в частности, для того, чтобы описать природу самопожертвования, необходимого на пути духовного самосовершенствования. Так, например, слова Иисуса: «Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл я принести, но меч»[118], ясно выражают необходимость борьбы со злом.
Однако самым главным является то, что святой Бернар выдвинул новую оригинальную и плодотворную идею. Она соответствовала требованиям социальных, политических и духовных условий того времени и имела успех. Кроме того, идея Бернара возникла в тот момент, когда период культурного упадка близился к концу. Церковь с радостью приняла её, надеясь, что она сможет пробудить спящую европейскую душу. Короли и знать также подхватили эту новую мысль. Это не было наукой, это была теология. Европейское христианство претерпело чудесное изменение, а Бернар Клервоский был канонизирован за свои заслуги. С другой стороны, судьба распорядилась так, что тамплиерский орден — «детище» святого — был предан анафеме и уничтожен. Духовный миф был привилегией храмовников, которая отличала их от госпитальеров и тевтонов. Основание ордена Храма было творческим актом, его существование было подобно яркой вспышке, осветившей средневековую Европу. Уничтожение тамплиеров стало трагическим событием, однако оно имело столь же важное значение, как и его создание.
Вторым фактором было влияние, которое общение с мусульманами оказало на европейцев и, в особенности, на военные ордена. В Средние века арабская культура находилась на более высоком уровне, чем европейская. В регионе жили представители разных вер: мистики, факиры, зороастрийцы, гностики, суфии, буддисты. Крестоносцы, которые постоянно сталкивались с ними, были поражены таким религиозным многообразием. Естественно, наиболее умные и предрасположенные к богословию рыцари не могли не сравнивать духовное богатство и мудрость восточного мира с предрассудками и догмами католичества.
Некоторые крестоносцы стали всё больше и больше сомневаться в том, что лишь христиане выполняют волю Бога. В результате, они постепенно изменили свои традиционные представления. Первая встреча европейцев с ассассинами произошла во времена Кийямы, когда те в очередной раз пересмотрели шариат. Нетвёрдость веры исмаилитов могла оказать влияние и на крестоносцев. Отвержение ассассинами мусульманской ортодоксии весьма напоминает предательство христианской религии, в котором обвинили тамплиеров.
Из всех участников крестовых походов военные ордена дольше всех пребывали на территории Святой Земли. Мы уже упоминали о том, что местные бароны, вынужденные тратить огромные денежные суммы на защиту своей собственности, дарили военным орденам земли и крепости. Европейские монархи и знать приезжали на восток во время очередного крестового похода, а когда военная кампания завершалась, возвращались домой. Безусловно, пребывание в Святой Земле было для них полезным опытом. Таким образом, на протяжении двух столетий арабская культура оказывала влияние на европейцев. Однако военные ордена постоянно находились на востоке. Воины изучали язык, вели торговлю, заводили друзей и вступали в политические союзы, читали местную литературу, знакомились с восточной философией, и даже втайне заводили любовниц. Иногда они проводили там больше времени, чем на западе, и новая культура была им ближе, чем родная.
Третий фактор, который необходимо учесть, — влияние катаров. Изучая историю храмовников, мы находим подтверждения тому, что они сыграли в ней важную роль. Жизнь тамплиеров сложным образом переплетается с жизнью катаров: они с радостью были приняты на территории Лангедока, но у их отношений была печальная развязка — Альбигойский поход. Обвинения в ереси, которую должны были искоренить храмовники, отчасти напоминали обвинения, позднее выдвинутые против ордена. Если тамплиеры и были еретиками то, вероятнее всего, на них повлияли именно катары. Например, священный поцелуй, в котором обвиняли тамплиеров, напоминает поцелуй мира среди Совершенных. Суть обряда осквернения креста близка чувству ненависти альбигойцев к иконам с изображением Христа. Название bougre, или bugger, применявшееся к катарам, позднее получило значение «содомит» и «содомия», в которой обвиняли тамплиеров. Совместное покаяние во время церемонии apparellamentum, которая происходила среди совершенных, напоминает капитулы тамплиеров. И те, и другие отрицали семью, обет целомудрия был одним из основных обетов альбигойцев и храмовников.
Еретические христианские течения, заявлявшие своей целью поиск истинного христианства, не нашли бы для осквернения предмета лучше, чем крест, поскольку именно он являлся символом ненавистной искупительной расплаты: невиновный страдал за труса во имя спасения его души. Антиномианское христианство презирало такое поведение. Также нетрудно себе представить, что отрицание катарами физического тела и его сексуальной природы могло превратиться в явное распутство. Психические и биологические потребности человека не находили удовлетворения, игнорировалась одна из них. В результате люди испытывали либо физический голод (половое влечение) в случае обета целомудрия, либо эмоциональный голод (потребность в личной привязанности) в случае разврата.
Здесь мы остановимся и рассмотрим возможность невиновности ордена. Бытует мнение, что никто из тамплиеров не пожелал умереть за свою еретическую веру в отличие от мучеников-катаров. Однако Жак де Моле, несмотря на все его колебания, принял мученическую смерть, защищая орден. Великий Магистр поступил так же, как и многие другие храмовники. Эти подсудимые без труда могли бы избежать костров Инквизиции, если бы только не отказались от признаний, сделанных под пытками.
С лёгкостью поверив в виновность тамплиеров, чтобы подкрепить романтическую концепцию истории и устоявшиеся взгляды на инициационную сущность тамплиерской обрядовости, исследователи эзотерической традиции могут невольно оскорбить память храмовников, присоединившись к наветам французского короля. Чарльз Генри Ли считает, что признать виновность ордена — значит поддержать обвинения, выдвинутые Инквизицией против ведьм. Он также делает справедливое замечание, что, если бы тамплиеры действительно создали или распространили антихристианскую доктрину, то они бы постарались это скрыть. Храмовники стали бы постепенно и очень осторожно посвящать в свою тайну новых членов ордена. Учёный считает невозможным тот факт, что любое еретическое учение могло быть сразу же открыто любому новичку.
У тамплиеров никогда не было иерархической структуры подобной структуре ассассинов, у них не существовало имама. Должность Великого Магистра была выборной, главными критериями были военная подготовка кандидата и наличие политических связей. Исключение составлял только Гуго де Пейн, однако высокая духовность не являлась основным качеством для главы ордена[119].
