Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
Хуман был не единственным влиятельным немцем, носившим подобные идеи. До меня стали доходить слухи из самых разных источников, что мое постоянное вмешательство в дела армян делает меня все более непопулярным среди немецких чиновников. Однажды ко мне с визитом прибыл советник Нейрат и показал только что полученную им из немецкого министерства иностранных дел телеграмму. В ней содержалась информация о том, что граф Крюи и граф Кромер говорили об армянах в палате лордов и, в своих речах возложив ответственность за массовые убийства на немцев, объявили, что располагают информацией от американского очевидца. В телеграмме также упоминалась статья в «Вестминстер газет», в которой говорится, что в некоторых местах немецкие консулы провоцируют нападения на армян и даже возглавляют их, также приводилось имя Реслера из Алеппо. Нейрат сказал, что правительство поручило ему получить опровержение этих обвинений от американского посла в Константинополе. Я отказался давать какие бы то ни было опровержения, сказав, что не считаю себя вправе официально решать, кто именно, Турция или Германия, виновна в преступлениях.
Тем не менее в дипломатических кругах широко распространилось убеждение, что американский посол ответственен за широкую огласку, которую геноцид армян получил в Европе и Соединенных Штатах. Могу уверенно заявить, что это мнение было правильным. В декабре мой сын, Генри Моргентау-младший, посетил Галлиполи, где его встретили немецкие офицеры во главе с генералом Лиманом фон Зандерсом. Он едва успел переступить порог немецкого штаба, как к нему подошел офицер и сказал:
– Ваш отец пишет в американских газетах очень интересные статьи по армянскому вопросу.
– Мой отец не пишет никаких статей, – ответил мой сын.
– То, что они подписаны не его именем, вовсе не значит, что он их не пишет, – заявил офицер.
Тут вмешался фон Зандерс.
– Ваш отец, – сказал он, – совершает большую ошибку, придавая гласности факты, касающиеся отношения турок к армянам. Это не его дело.
Поскольку разговоры такого рода на меня не действовали, немцы решили перейти к угрозам. В начале осени в Константинополь из Берлина прибыл доктор Носсиг. Доктор Носсиг был немецким евреем и прибыл в Турцию, очевидно, чтобы действовать против сионистов. После нескольких минут разговора с ним стало ясно, что это немецкий политический агент. Он посещал меня дважды: в первый раз его речи были весьма туманны, видимо, для начала он хотел просто познакомиться со мной и втереться в доверие. Во второй раз, порассуждав несколько минут о посторонних вещах, он перешел к делу. Придвинув стул поближе ко мне, он заговорил самым дружелюбным и доверительным тоном.
– Господин посол, – сказал он, – мы оба евреи, и я хотел бы поговорить с вами как еврей с евреем. Надеюсь, вы не почувствуете себя оскорбленным, если я позволю себе дать вам один маленький совет. Вы очень активно проявляете интерес к армянскому вопросу и, полагаю, просто не осознаете, насколько при этом становитесь непопулярным у местных властей. Полагаю, должен вас предупредить, что турецкое правительство намерено настаивать на вашем отзыве. Ваша защита армян бесполезна. Немцы не станут вмешиваться, а вы портите свою репутацию и рискуете карьерой.
– Вы даете мне этот совет, потому что искренне заботитесь о моей судьбе? – полюбопытствовал я.
– Конечно, – ответил он. – Все мы, евреи, гордимся тем, что вы сделали, и не хотели бы, чтобы ваша карьера закончилась бесславно.
– Тогда, – сказал я, – возвращайтесь обратно в немецкое посольство и передайте Вангенхайму мои слова: пусть продолжает добиваться моего отзыва. Если мне суждено стать мучеником, не представляю лучшего дела, ради которого стоит жертвовать. Скажу больше: я буду рад, если меня отзовут, и почту за высочайшую честь, если меня, еврея, отзовут за то, что я использовал все свое влияние, чтобы спасти тысячи христиан.
Доктор Носсиг покинул мой кабинет с большой поспешностью, и больше я его не видел. При следующей встрече с Энвером я не скрыл от него, что до меня дошли слухи о моем грядущем отзыве по настоянию оттоманского правительства. Он весьма эмоционально опроверг их.
– Мы никогда не возьмем на себя ответственность за такую нелепую ошибку, – с чувством сказал он.
И у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что попытка запугать меня была предпринята немецким посольством.
Вангенхайм вернулся в Константинополь в начале октября. Я был потрясен происшедшей в нем переменой. В своем дневнике я записал, что он мне напомнил Вотана. Его лицо непрерывно подергивалось, правый глаз был закрыт черной повязкой, он казался нервным и угнетенным. Он сказал, что ему совсем не удалось отдохнуть, большую часть отпуска он провел в Берлине, занимаясь делами. Спустя несколько дней я встретил его на улице. Он сказал, что направляется в американское посольство, и мы вместе вернулись. Незадолго до этого Талаат сказал мне, что намерен депортировать всех армян, еще оставшихся в Турции, и это утверждение заставило меня обратиться с последней просьбой к единственному человеку в Константинополе, который обладал достаточным влиянием, чтобы остановить совершающиеся преступления. Я проводил Вангенхайма на второй этаж посольства, где мы остались одни и были уверены, что нам никто не помешает. Там мы больше часа сидели за столом и в последний раз обсуждали этот вопрос.
– У меня есть информация из Берлина, – сказал он. – Ваш госсекретарь утверждает, что после вступления Болгарии в войну на нашей стороне убито еще больше армян.
– Я ничего подобного не сообщал, – ответил я, – хотя, конечно, не стану отрицать, что передал в Вашингтон очень много информации по армянскому вопросу. Я направлял в Госдепартамент каждый отчет, попавший мне в руки. Теперь они хранятся там, и я уверен: что бы ни случилось со мной, американцы будут располагать полной картиной случившегося, и им не нужен будет мой устный рассказ, чтобы сформировать собственное мнение. Но ваше последнее утверждение не вполне точно. Я только проинформировал госсекретаря, что влияние, которое могла оказать Болгария, чтобы прекратить убийства, потеряно, поскольку она стала союзницей Турции.
Мы снова вернулись к вопросу о депортациях.
– Германия не несет за это ответственности, – сказал Вангенхайм.
– Вы можете это утверждать сколько угодно, все равно никто не поверит. Мир всегда будет считать Германию ответственной за эти преступления. Вину за них унаследуют ваши потомки. Я знаю, что вы заявили письменный протест. Ну и что? Вы знаете не хуже меня, что такой протест бесполезен. Я же не утверждаю, что Германия ответственна за массовые убийства, потому что подстрекает к ним. Она ответственна в том смысле, что, имея достаточно влияния, чтобы их прекратить, не желает этим воспользоваться. Причем ответственность возлагает на вас не только Америка и ваши враги. Однажды сам немецкий народ призовет к ответу свое правительство. Вы же христиане, и наступит время, когда немцы поймут: вы позволили мусульманам уничтожить другую христианскую нацию. Глупо протестовать против того, что эта информация доходит до Государственного департамента. Неужели вы считаете, что столь ужасные зверства можно сохранить в тайне от всего мира? Не стоит занимать позицию страуса, прячущего голову в песок. Не думайте, что, игнорируя чужую жестокость, вы заставите делать то же весь мир. Преступления такой жестокости и масштаба нельзя утаить. Неужели вы считаете, что, узнав о подобном, я не сообщу об этом своему правительству? Кстати, информацию об армянах сообщают мне не только американские миссионеры, но и немецкие.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
