— Да. Спасибо тебе за все, Винченцо. И, если можешь, прости.
— За что? — с искренним удивлением спросил он.
— Сам знаешь. Мне нечего тебе сказать.
— Может, останешься?
— Нет. Элина с Марко ждут меня. Кстати, я должна тебе за телефон — я говорила ночью с Москвой.
— Ты ничего мне не должна, бамбина.
Он подмигнул мне хитро и дружелюбно.
— Я позвоню тебе из Больцано.
Я наклонилась, чтобы взять сумку с вещами, но Винченцо меня опередил. Он подхватил ее и направился к бару.
— Давай выпьем кофе. У меня сегодня тоже нелегкий день.
Я безропотно подчинилась. Хотя мне было очень стыдно смотреть Винченцо в глаза.
— Не вешай нос. — Он налил большую чашку душистого эспрессо[13], разрезал вдоль булку, намазал ее маслом и протянул мне. — После стресса нужно употреблять много калорий, бамбина.
— Зачем ты загнал с вечера собак? — спросила я и заставила себя посмотреть Винченцо в глаза.
Мне показалось, он смутился.
— Я знал, что твой друг захочет тебя увидеть.
Он виновато улыбнулся.
— Ты зря сделал это, Винченцо.
— Прости. Но я думал… ты тоже хочешь его увидеть.
— Ну и что из того, что хочу? Я не должна была его видеть, Винченцо.
— Не будь такой серьезной, бамбина. Нарывы нужно вскрывать. Иначе гной заразит кровь.
Винченцо, похоже, был готов оправдать любой мой поступок. В отличие от Дениса, который всегда пытался уличить меня в несуществующих грехах.
— Он был пьяный, а потому вел себя грубо. Извини его, Винченцо.
— Твой друг очень ревнивый. Я его понимаю. Я бы тоже ревновал тебя ко всем без исключения.
— Но ты не ревнуешь. Почему?
— Ты меня не любишь, бамбина. Значит, я не имею права тебя ревновать.
— Ты думаешь, я все еще люблю его? Винченцо, скажи: разве любовь бывает такой?
— Она бывает всякой. Но, мне кажется, ты его не любишь. Просто он возбуждает тебя физически.
— Я не хотела, чтоб это случилось. Я чувствую себя так, будто валялась в грязи.
— Это пройдет, бамбина. И очень скоро. Поверь мне.
— Но в самый последний момент я поняла, что на самом деле хочу его. Сейчас я… мне просто невозможно в это поверить.
Я отвернулась к окну. День был солнечный и теплый. Аньезе со своим женихом мыли бассейн.
Винченцо дотронулся до моей руки. Я вздрогнула.
— Останься, бамбина. Очень тебя прошу. Всего на один день. Завтра я сам отвезу тебя на поезд.
— Что от этого изменится, Винченцо?
— Я не хочу, чтоб твой друг решил, будто ты его боишься. Ты не боишься его, бамбина.
— Боюсь. Ты даже не представляешь себе, как я его боюсь.
Неожиданно для себя я расплакалась. Чашка с кофе оказалась в подоле моей юбки. Винченцо подскочил ко мне, стал говорить что-то утешительное.
Он помог мне дойти до моей комнаты, уложил в постель. Я все время рыдала и кричала, что хочу в Больцано. Потом появился доктор и сделал мне укол.
Я почти мгновенно погрузилась в сон.
Первое, что я увидела, когда открыла глаза, был накрытый темным платком торшер, возле которого сидел Винченцо и читал книгу. У него был до смешного серьезный вид. Комната, в которой я лежала, была похожа на мою, но все-таки не моя: вся мебель в ней располагалась в зеркальном порядке.
— Почему? — произнесла я вслух, углядев в этом какой-то мистический смысл.
— Добрый вечер, бамбина. — Винченцо отложил книгу и снял очки. — Как ты себя чувствуешь?
— Где я?
— О, ты очень наблюдательна. Я перевел тебя в люкс на третий этаж. Окно выходит на персиковую плантацию.
— Спасибо, — прошептала я и протянула Винченцо руку. Он схватил ее и крепко пожал.
— Хочешь кушать?
— Пить хочу. — Винченцо встал и направился к двери. — Нет! Останься! Не бросай меня! — крикнула я.
— Ты очень капризная, бамбина. — Он расплылся в довольной улыбке. — Я позвоню Аньезе, чтоб принесла нам пива и креветок. Идет?
— Да. Я сейчас встану.
— Ты будешь лежать, бамбина.
— Но я совсем здорова. — Я все-таки попыталась встать, но почувствовала головокружение. — Это от укола? — спросила я.
— Наверное. Это пройдет. Но тебе придется полежать. Доставь мне удовольствие поухаживать за тобой, бамбина.
Он ловко чистил креветки и клал мне на тарелку. Мои руки стали слабыми и непослушными — я с трудом удерживала в обеих стакан с пивом.
— Я позвонил Элине с Марко и сказал, что ты немного заболела и приедешь к ним дня через два. Я правильно поступил?
— Да. Но мне кажется, я могла бы уехать завтра.
Он покачал головой.
— Нет. Даже думать об этом запрещаю.
— Скажи, Винченцо, а ты очень страдал, когда произошла эта история с Антонеллой? — неожиданно спросила я.
— Я ждал от тебя этого вопроса, Лора. — Он смотрел мимо меня. Там, чуть повыше моей головы, висела картина. Я видела ее отражение в зеркале напротив. Сквозь бурые водоросли пытались проглянуть на Божий свет странные серо-голубые, формой похожие на орхидеи цветы. Я невольно прониклась душевным состоянием художника. Я не поклонница модернового искусства, однако мне показалось, будто я слышу стоны чьей-то раненой души.
— Это я написал, — сказал Винченцо, не спуская взгляда с картины. — В юности я брал уроки рисования. Потом у меня был большой перерыв. Когда мне стало известно, что у Антонеллы есть тайная жизнь, я закрылся в своем кабинете и не выходил оттуда три дня. За это время я и написал эти цветы. Может быть, было бы лучше, если бы я пил эти три дня. Увы, моя печень устроена так, что я не могу позволить себе этого. Ты удовлетворена моим ответом?
— Я считала тебя обычным мужчиной, Винченцо.
— Я такой и есть. Ты думаешь, обычный мужчина не умеет страдать? Твой друг тоже страдает, бамбина. Знаешь, почему?
— Догадываюсь. Но мне интересно знать, какими словами выразишь это ты.
Винченцо поерзал в кресле, надел очки, снова снял их, наконец заговорил:
— Совсем недавно я читал «Евгения Онегина» Пушкина. Целый месяц читал. Это была большая работа, поверь мне. — Он грустно усмехнулся. — Я положил слева итальянский перевод — у Пушкина такой богатый и интересный язык, а я знаю далеко не все русские слова. Мне кажется, бамбина, история любви Татьяны и Евгения похожа на вашу. По крайней мере ты мне очень напоминаешь Татьяну Ларину.
