— Вы безукоризненно говорите по-английски, ваше высочество. Где вы освоили язык?
— Меня обучала мать. Редкая женщина. У нее был блестящий ум и неукротимая жажда жизни. Она окружила себя лучшими в мире произведениями искусства и литературы. Умела читать на английском, французском, персидском и даже на китайском. Особенно любила женское творчество. Как вам известно, мама родом из России. Выросла в Париже и много путешествовала, прежде чем попала в плен на корабле и была продана в гарем. Оказавшись здесь, однако, она сумела в полной мере воспользоваться властью, которой располагают дамы, живущие при дворце. Особенно фаворитки падишаха.
— Среди женщин были и художницы? — с любопытством спрашивает Сибил.
— Некоторые из них были богаты, как моя мать. Они собирали произведения искусства и порой даже принимали участие в их создании. Есть ведь очень одаренные женщины. Они менее известны, так как, к сожалению, лишь мужчины находят себе влиятельных покровителей. Мне повезло, что я выросла в окружении шедевров западного искусства и науки. В каком-то смысле я участвовала в художественном проекте под руководством мамы. Мало кто из мужчин ценит в нас подобные качества. — В ее голосе звучит горечь. — К чему такие излишества в гареме? Лучше добиваться совершенства в швейном деле, чем в изучении иностранных языков. Так считала моя дочь. Уж не знаю, помогло ли ей это в жизни.
Сибил не находит нужных слов и опускает взгляд на свои руки.
— Как я уже говорила вам на прошлой неделе, моя дочь ждала от жизни совсем другого, нежели я. Она имела глупость влюбиться в своего кузена — принца Зийю. Мне племянник нравился, и я не противилась браку. Однако муж счел нужным отдать ее в семью, с которой имел политические связи. Куда бы зашла вся эта политика, Сибил-ханум, не будь в мире хороших невест? Империи стали бы загнивать и гибнуть. Пери-хан несчастлива, однако не ропщет на свою долю. Хорошо, что она избежала участи Зухры, которую отдали замуж за человека, живущего на окраине страны. — Она улыбается, в ее глазах загорается любовь. — Дочь очень привязана ко мне и проводит со мной много времени.
— У вашей дочери добрый нрав. Она так близка с Зухрой и Лейлой.
— Да, она следит за ними.
Сибил чувствует себя неловко. Личная жизнь Перихан обсуждается в деталях в ее отсутствие.
Меняя тему, дочь посла говорит:
— У вас было славное детство. — Она берет с тарелки пирожок с начинкой из баранины.
— О да. Однако детские годы прошли в душных залах. Мне не разрешалось выходить за пределы дворца и видеть окружающий мир. Тем не менее, кажется, даже взаперти я чувствовала пульс событий. Мать научила меня многому. — Асма-султан умолкает и пристально всматривается в противоположный берег, будто разыскивая там кого-то. — Я помню день ее смерти. Пятнадцатого февраля 1878 года. Она умерла в Старом дворце. Русская армия стояла практически у ворот города. Мы видели дым армейских костров. — Она улыбается. — Я тогда думала, нет ли среди генералов наших родственников. Создавалось такое впечатление, будто они подавали сигналы маме, приказывая ей держаться до их прихода.
Сибил ерзает в кресле. Подул легкий ветерок, и жара немного спала.
— Однако они опоздали. — Асма-султан поворачивается к Сибил спиной. — Мама выпала из окна смотровой башенки, находящейся над гаремом. Она любила уединяться там. Однажды она сказала мне, что оттуда видит Париж и Санкт-Петербург. Говорят, она погибла в результате несчастного случая, только я не верю. — Горечь обиды слышна в ее голосе. — Мама не стала бы высовываться из окна — она боялась высоты.
— Какой ужас! — восклицает Сибил, дрожа от холода и от необъяснимой тревоги. — Кто мог решиться на такое?
— Она была русская, Сибил-ханум. Враг вплотную подошел к Стамбулу. Возможно, во дворце мать подозревали в связи с русскими родственниками. Абдул-Хамид наверняка опасался ее. Он уничтожил маму так же, как и моего отца.
Асма-султан вдруг встает и ведет дочь посла к плюшевому дивану, который стоит на огражденной террасе.
— Здесь нам будет удобнее. Расскажите о себе, Сибил-ханум, — говорит она как ни в чем не бывало.
Сибил с радостью погружается в мягкие подушки и накидывает на плечи шаль.
— Я почти нигде не успела побывать. Приехала сюда совсем еще юной девочкой. Помню сельскую местность в Эссексе, короткое пребывание в Лондоне, а потом вот Стамбул. Очень красивый город, — спешит добавить она.
— Ах, значит, вы путешествовали гораздо больше, чем я, моя дорогая. Расскажите об Эссексе. Вы начали говорить о нем в прошлый раз, но нас прервали.
Они предаются воспоминаниям, а солнце тем временем опускается к краю поросшего лесом холма. Евнух приносит кофе.
Сибил допивает напиток из зеленовато-синей чашки. Асма-султан берет ее, переворачивает и ставит на блюдце. Хитро улыбается:
— Я умею предсказывать будущее.
— Ваше высочество обладает замечательными талантами, — смеется Сибил.
Она чувствует смутную тревогу, однако ее успокаивает вид похожего на драгоценный камень фрукта, лежащего перед ней на тарелке, и плещущиеся почти у самых ног воды залива. Скоро она будет с наслаждением вспоминать, как обедала с дочерью султана в одном из прекраснейших мест мира.
Асма-султан несколько раз прикасается ко дну чашки изящными пальцами. Наконец, решив, что чашка остыла, она поднимает ее и пристально смотрит внутрь. Потом наклоняет в сторону Сибил.
— Смотрите. Вот ваше прошлое, а вот — будущее. — Она показывает на темно-коричневые полосы, обволакивающие края. Кофейный осадок.
— Не могли бы вы предсказать мне будущее, ваше высочество? — Там должно найтись место и Камилю, думает она, испытывая некоторое чувство вины и надеясь, что ее желание будет выявлено.
— Конечно, дорогая, вне всяких сомнений. — Асма-султан осматривает внутреннюю часть чашки, а дочь посла просто сгорает от любопытства.
Наконец Асма-султан говорит:
— Прошлое есть вместилище будущего. Позвольте мне сначала постичь форму сосуда.
— Да, разумеется, — соглашается Сибил.
— Вижу человека, старика, который знал вас всю жизнь. Вот он. — Она показывает на длинную полосу, идущую от гущи на дне до края чашки.
— Речь идет скорее всего о моем отце.
— Здесь также присутствует женщина. Думаю, ваша мать. Вы были очень близки.
— Да.
— Затем она исчезает из вашей жизни. — Жена визиря поднимает глаза от чашки. — Мне очень жаль. Вы понесли тяжелую утрату.
— Благодарю вас, ваше высочество. — В вышине над их головами громко спорят между собой чайки. — Она умерла несколько лет назад.
— А вот другие женщины приблизительно ваших лет.
— Одна из них, должно быть, моя сестра Мейтлин. А других я не знаю. Кто они такие?
