– Вон из моего дома, ублюдок! – тяжело дыша, просипел Атрон. – Ты будешь лишен наследства и титула!
– Обойдусь и без них, – пожал плечами Яго и повернулся к матери: – Мама, прошу тебя, пойдем со мной.
– Никуда она не пойдет! – герцог с трудом вырвал руку из пальцев сына и бросил супруге: – Фирона, подойди ко мне!
– Мама!
– Ко мне, жена, я сказал!
Фирона рю Воронн, бледная как смерть, одарила мужа долгим взглядом. Она любила его… в глубине души до сих пор любила этого человека, изъеденного ненавистью. Когда-то мечтала, что он назовет ее желанной… А он позвал ее, как собаку!
Наклонившись, герцогиня подняла с пола шитье и, шагнув к Яго, вложила свою ладонь в его руку.
– Идем, сынок, – тихо сказала она, смаргивая слезы, одевшие мир в туманную пелену, – идем домой.
– Фирона, ты не смеешь! – Атрон загородил им дорогу. – Перед Богиней и людьми ты – моя жена!
– Я останусь ею до самой смерти, – она печально глядела во все еще красивое лицо мужа, – но тебе придется привыкнуть жить без меня…
– Ты не посмеешь!
– Посмею, – покачала головой Фирона, – в отличие от тебя, муж мой, я еще помню свою клятву королеве… А вот ты забыл ее слишком быстро, захлебнувшись в ненависти!
Атрон отпрянул, будто она плеснула в него кипятком.
– Это не так!.. Наоборот, я старался выполнить ее, как мог!
– Пытаясь извести нашего сына? – горько поинтересовалась женщина и потянула Яго к выходу. – Идем!
Как ни хотелось Ягораю спросить, о чем родители ведут разговор, он прекрасно понимал – время для этого наступит позже.
Атрон более не сделал ни малейшей попытки их остановить. Лишь сказал вдогонку, тихо и с такой болью, что Фирона дернулась, как от удара:
– Нашего сына? Нашего?..
Яго обернулся на пороге. Знал, что ошибается, поскольку интуиция молчала, но отчего-то ему казалось, что отца он видит в последний раз. Захотелось проститься с ним по-человечески. Проститься, простить и отпустить.
– Прощай, отец, – негромко сказал он, но тот бросил в ответ:
– Будь ты проклят, Ягорай!
Теплые пальцы матери ободряюще сжали руку сына. Герцогиня тоже обернулась, покачала головой:
– В твоей жизни не осталось ничего, Атрон… А ведь была и любовь!
Возле выхода из дома Яго снял свой плащ, набросил матери на плечи. Старый слуга низко поклонился обоим и открыл дверь, беззвучно шепча молитву Пресветлой.
На улице было светло и свежо. Ветер с моря пах льдом, ударяя по лицу ледяной перчаткой.
Фирона рю Воронн вдруг остановилась. Яго взглянул на нее с тревогой – неужели передумала?
– Как хорошо жить, сынок! – сказала герцогиня и распрямила спину.
* * *
– Не смей реветь! – в пятый раз пригрозила Ники гостье, пытающейся между рассказом о том, что произошло, пить морс и есть баблио, принесенные Бруттобрутом.
Вита всхлипнула и загнала слезы внутрь. Стыда уже давно не осталось – открылась почти незнакомому человеку, призналась в тайной близости с мужчиной…
Архимагистра, однако, тайна не шокировала. Похрустев печенькой, она поднялась из-за стола, легко прошлась по мягкому ковру. Суматошные волшебные светляки следовали за ней по пятам, кружа над головой, будто пчелы над розовым кустом.
– Значит, говоришь, Яго твой сам догадался использовать этот способ, чтобы вытащить тебя из того места, где ты оказалась? – спросила Никорин, не оборачиваясь.
Ухмыльнулась, отметив паузу Виты перед ответом. Девочка совсем не умела врать!
– А ведь он был прав! – Ники наконец посмотрела в измученное лицо молодой волшебницы. – Я на его месте сделала бы то же самое!
– Но… – попыталась возразить Вителья.
– Скажи мне, адепт, что лучше – быть собой, пусть даже и после близости с мужчиной, или, оставшись невинной, навсегда лишиться разума, а то и жизни, в склизких кишках небытия?
Девушку передернуло. Архимагистр намеренно выбрала отрицательную образность, пытаясь донести до собеседницы весь ужас существования тела без души, тела, занятого кем-то еще… Кем-то совсем, совсем чужим…
– Да и не думаю я, что граф брал тебя силой, – мурлыкнула Ники. – Ведь так?
– Я… я не знаю! – растерялась Вита. – Я же ничего не помню!
– Помнишь, – улыбнулась архимагистр, – конечно, помнишь! Твои первые ощущения при пробуждении? Ну?
Голос Никорин звучал требовательно, не подчиниться ему было невозможно. Вителья прикрыла опухшие от слез веки… Перед глазами предстала долгая дорога среди черных волн, несущих в себе угрозу, ярость и страх, дорога в никуда. А затем девушка ощутила тепло и покой. И хотя проснулась в объятиях беловолосого оборотня, чему была очень удивлена, чувство, что в этом страшном сне рядом был именно Ягорай, невидимый, заботливый, оберегающий, после еще долго не оставляло ее.
– Вот видишь? – покивала Ники. – Пусть рассудок не помнит, но есть сердце, а оно, как правило, не ошибается.
Волшебница открыла глаза и тяжело вздохнула. Беседа немного успокоила, однако обида осталась. Вита и сама затруднялась сказать – на Яго ли она теперь обижалась или на всех остальных… Знала только, что пока никого из них видеть не желает. И уж тем более не желает переезжать в дом к дядюшке, терпеть его расспросы и реплики. Похоже, независимость становилась для нее жизненной необходимостью.
– Можно я пока поживу в Резиденции? – спросила Вита. – В одной из гостевых комнат?
Ники внимательно посмотрела на девушку. Время – лучший лекарь. Время и повседневная суета, а лучше всего – работа до темноты в глазах.
– Я черкну Стансе пару слов. Думаю, пришла пора тебе поработать «в поле» в паре с опытным магом! Слышала, Серафин всячески опекает тебя?
– А это здесь при чем? – вспыхнула Вителья и, резко поставив чашку, поднялась. – Ники, я очень благодарна вам за помощь, но мне пора. Я и так половину занятий пропустила!
Скрыв улыбку, архимагистр написала Кучину записку и, отдав волшебнице, распрощалась с ней.
Оказавшись на улице, девушка с наслаждением подставила лицо холодному ветру – быстрее сойдут отеки. Боги, она не плакала так с тех пор, как впервые увидела будущего жениха, не к ночи он будет помянут!
– Нашел! – вдруг раздалось радостное восклицание.
Резко обернувшись, Вителья чуть не уткнулась в Дробуша, цветущего торжествующей улыбкой.
Обида всколыхнулась вновь, подняв муть в душе. Тролль… ведь он тоже был в том доме, когда Яго…
Волшебница невольно схватилась рукой за горло. Улыбка с лица Дробуша исчезла мгновенно, будто ее сдуло.
– Виту обидели? – спросил он и, заботливо погладив ее по плечу, пригрозил: – Оторву все, не только голову! Кто сделал?
