Спасенных тут же доставляли в судовой лазарет. При этом никто из спасшихся подводников даже не потерял сознания, только тела покрылись кровоподтеками от кровоточащих мелких сосудов, которые причиняли сильную боль».
Из хроники катастрофы АГ-15: «Придя в район, командир ПА лейтенант МЛ1 Максимович решил произвести срочное погружение с хода. Экипаж минного заградителя видел, как ПА начала погружаться с увеличивающимся дифферентом и вскоре ушла под воду. На поверхности остались четыре человека. Трое из них — командир, боцман и рулевой — были подобраны с минного заградителя, а четвертый — штурман, не умевший плавать, утонул Через час после аварии к месту гибели лодки прибыли водолазы, которые зафиксировали, что лодка лежит на грунте на глубине 27 метров без крена и дифферента, с открытыми кормовым и рубочным люками и что в носовом и кормовом отсеках находятся подводники, отвечающие на стук по корпусу лодки. Через три часа после аварии из лодки была выпущена учебная торпеда, в которой лежала записка, сообщающая о нахождении в носовом отсеке 11 человек и просьбу о помощи. Помощь могла быть оказана только путем подъема лодки, а подъем мог быть произведен только спасательным судном «Волхов», вошедшим в строй 1 июля 1915 года Однако на момент аварии спасательное судно «Волхов» находилось в Ревеле. По тревоге спасательное судно вышло для оказания помощи, но его приход к месту аварии был возможен только на следующий день. Не дождавшись помощи, подводники первого отсека решились на самостоятельный выход. Под руководством старшего офицера лейтенанта КА Матыевича-Мациевича подводники, проведя около 10 часов в полузатопленном отсеке, подняли давление, открыли люк и вместе с пузырем воздуха выбросились на поверхность. Последним покинул лодку старший офицер. На поверхность выбросило 6 подводников, из которых в живых остались 5 человек. 18 подводников погибли во время этой совершенно нелепой аварии. Как выяснилось, кок, приготавливавший обед, не поставив в известность командира, открыл для проветривания кормовой люк. Этот люк плохо просматривался с мостика, и командир, не зная об открытом люке, дал команду на погружение».
А вот как описал историю спасения моряков А. С. Новиков-Прибой: «Вдруг с противоположного борта раздался отчетливый стук. Все обернулись, замолчали. Стук повторился. Зобов одним прыжком перемахнул через воду с одного ряда рундуков на другой. Мы кинулись за ним с криком:
— Спасены!
Кто из нас не знает азбуки Морзе? Старший офицер суфлирует Зобову, а тот английским ключом выстукивает его слова по железу корпуса. И уже нет больше очумелости. С напряжением прислушиваемся к диалогу.
— Кто там?
— Водолазы.
— Что думаете предпринять?
— Будем пока подводить стропы под лодку. А когда явится «Мудрец», поднимем вас наверх.
— Где же «Мудрец»?
— Он в пути из порта.
— А когда явится?
— Часов через двенадцать.
— Будет уже бесполезно. Наша жизнь исчисляется минутами.
Водолазы продолжают еще что-то выстукивать. Кончено. Мы не слушаем Единственное наше спасательное судно «Мудрец» придет не скоро. Больше никто не может нас выручить. Мы, как приговоренные к смерти, ждали помилования. От кого? От случайности. А нас бросают на растерзание бездушным палачам испорченному воздуху, ядовитому хлору, морской воде- Минута безнадежного отчаяния. Мы на эшафоте. Петля на шее затягивается. Наступают хаос, тьма. И не только мы, а все человечество провалилось в бездну. Зобов возбужденно крикнул:
— Рискнем, братва!
Дружно бросили ему в ответ:
— Рискнем!
Мы теперь готовы на что угодно. Действуем по определенному плану, одобренному всеми. Прежде всего кинули жребий, в каком порядке должны выбрасываться из лодки. А потом каждый наспех обмотал себе бельем голову, уши, лицо, оставляя открытыми только глаза. Это предохранит нас от ушибов о железо и от давления воды. В люке отвернули маховик. Крышка теперь держится только тяжестью моря, старается пустить из баллонов сжатый воздух. Это должен исполнить последний номер нашей очереди — электрик Сидоров. Залейкин и в этот страшный момент остался верным самому себе: он едва жив, но привязывает к груди свою мандолину. Не принимает никаких мер к спасению лишь один Митрошкин. Он держится в стороне и таращит на других глаза. Все готово. Электрик Сидоров уползает от нас по рундукам в темноту, в самый нос, где находятся клапаны воздушных баллонов. Слышно, как плеснулась под ним вода». А мы стоим уже в очереди. Я иду третьим номером. За мною — старший офицер. Еще через человека назад — Зобов. Слабо горит фонарь, прикрепленный к верхней палубе, около люка. Минный машинист Рябушкин, идущий за головного, колотится, дрожит, растерянно оглядывается.
— Не могу. Боязно очень.
К нему кинулся Зобов, отшвырнул его и заорал:
— Болван! Становись на мое место!
Удастся ли пробиться через толстый слой моря? Не будем ли раздавлены громаднейшей тяжестью воды? В груди что-то набухает, распирает до боли ребра. Только бы не лопнуло сердце. Самый решительный момент. Игра со смертью. Эго последняя наша ставка. Идем ва-банк…
— Пускай воздух! — громко крикнул старший офицер.
— Есть! — откликнулся из мрака Сидоров.
— Понемногу открывай клапаны!
— Есть!
Во всем носовом отделении забурлила вода. С шумом полетели брызги. Воздух сжимал нас легким прессом, все сильнее давил на глаза, выжимал слезы, забивал дыхание Клокотание воды увеличивалось. Мы как будто попали в кипящий котел. Зобов с решимостью начал открывать крышку люка. Я плохо отдаю себе отчет, что произошло в следующий момент. Помню только, как что-то рявкнуло, хлестнуло в уши, оглушило. В глаза ударило мраком, ослепило. Я остановил дыхание. Кто-то схватил меня беззубой пастью, смял в комок, выплюнул. Я полетел и завертелся волчком. Потом показалось, что я превратился в мину. Долго пришлось плыть, сверлить воду. В сознании сверкнула последняя вспышка и погасла».
Многие из находившихся тогда на палубе «Оланда» невольно вспомнили события марте 1913 года. Тогда при весьма сходных обстоятельствах близ Либавы погибла подводная лодка «Минога». Незадолго до этого на лодку был назначен новый командир, лейтенант Гарсоев, командовавший ранее подводной лодкой «Почтовый», которая относилась к кораблям совершенно другого типа Гарсоев перевел на «Миногу» весь экипаж «Почтового», состоявший из сверхсрочнослужащих. Последние, полагаясь на свой большой опыт, новой лодки практически не изучали и поэтому плохо знали ее конструкцию и особенности.
В 14.00 23 марта «Минога» отошла от пирса для первого практического плавания после зимнего отстоя. Уже в этот момент случилось небольшое происшествие. Лейтенант Гарсоев не рассчитал выбега лодки при движении задним ходом, и «Минога» ударилась кормой о борт стоявшей у пирса угольной баржи. При этом раскололся укрепленный на ахтерштевне золоченый двуглавый орел. Обе его головы утонули. Происшествие произвело самое тягостное впечатление на команду. Были предложения вернуться в Либаву, но Гарсоев прекратил эти разговоры.
