Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Вернувшись из-за границы в начале 1801 года, юный кавалер влюбляется в некую «девицу N», у которой уже есть поклонник — князь Борис Святополк-Четвертинский. Соперники ссорятся между собой и дерутся на дуэли на шпагах, в результате которой Рибопьер получает ранение. Но хуже всего, что Павел I считает, будто «девица N» — это Анна Лопухина, и приказывает заключить раненого юношу в крепость, а его мать и сестер отправить в ссылку, конфисковав все их имущество.
Все высшее общество испытывает сочувствие к семье Рибопьеров, даже генерал-прокурор Обольянинов. Но император непреклонен, ему кажется, что он защищает честь своей возлюбленной. При этом он не замечает, что несправедливо обижает известную дворянскую фамилию.
За Рибопьеров пытаются заступиться Пален и наследник престола. За это Палена и его жену — первую статс-даму — отстраняют от двора и велят им не являться во дворец, пока они не попросят прощения за свою дерзость. Великого князя
Александра Павловича отец приказывает арестовать на сутки за то, что вовремя не представил рапорт о дуэли, а дуэли, как известно, запрещены императорским указом. В конце концов Рибопьер будет помилован, но его история переполнила чашу терпения цесаревича Александра и подвигла к принятию того решения, о котором он долго боялся даже думать.
Сидящему под арестом Александру, вероятно, приходили в голову неприятные мысли. 21 февраля к императору был вызван вице-канцлер Куракин и в царской опочивальне получил «объявление» Павла о том, что вскоре государь ожидает
«рождения двух детей своих, которые, если родятся мужеска пола, получат имена старший Никита, а младший Филарет и фамилии Мусиных-Юрьевых, а если родятся женска пола, то… старшая Евдокия, младшая Марфа — с той же фамилией.
А восприемником их у святой купели будет государь и наследник цесаревич Александр Павлович и штатс-дама и ордена Св. Иоанна Иерусалимского кавалер княгиня Анна Петровна Гагарина (Лопухина)».
Крестить новорожденных должны были в церкви Михайловского замка, каждому жаловалось по тысяче душ крепостных и дворянский герб.
Никакой особенной новости царское сообщение не содержало. При дворе давно знали, что одна из царских любовниц, камер-фрау императрицы Юрьева, должна была скоро родить. Сама Юрьева на власть никогда не претендовала, да и вскоре рожденные ею девочки-близнецы умерли в младенчестве, но акт их торжественного крещения и признания императором отцовства должен был, по мысли Павла, поставить на место императрицу и наследника. Предполагаемые имена новорожденных весьма символичны: мальчиков должны были наречь в честь основателей династии Романовых, деда и отца первого государя Михаила Федоровича (Филарет — монашеское имя его родителя — патриарха Московского и всея Руси), а девочек — в честь русских цариц XVII века. Участие в крестильном обряде наследника напоминало, как в свое время царь Алексей Михайлович заставил старшего сына и наследника Федора стать крестным отцом своего новорожденного ребенка от второго брака — будущего государя Петра I. Все происходящее выглядело в глазах современников изощренной инсценировкой, чтобы показать Марии Федоровне и Александру, что их права на престол ничтожны, а судьба всецело находится в руках императора.
После унизительных для законных членов семьи Романовых крестин в столице усилились разговоры о возможном скором разводе Павла с женой и его новом браке. В невесты молва назначала уже хорошо всем известную Анну Лопухину и новую любовь царя — французскую актрису и куртизанку Шевалье. Это дало новый повод к насмешкам над императором. Рассказывали, что на Исаакиевской площади какой-то мужик-простолюдин показывал народу за деньги дворовую суку, которая отзывалась на кличку «мадам Шевалье».
Признание незаконнорожденных детей от Юрьевой — не единственная демонстрация власти Павла над собственной семьей. В начале февраля прибыл и представился императору тринадцатилетний племянник его супруги — принц Евгений Вюртембергский. Двоюродного брата наследника Александра приняли в Петербурге не по рангу пышно и торжественно.
Подросток чувствовал, что вокруг него затевается что-то необычное, но суть происходящего ему объяснили только десять лет спустя. Павел хотел женить принца Евгения на своей дочери — великой княжне Екатерине, чтобы при случае передать престол не сыну, а ему — зятю и племяннику. Но завершить эту интригу император не успел.
Говорили также, что царь хочет лишить права наследования трона старших сыновей Александра и Константина, которым не доверяет. В таком случае его преемником должен стать третий сын — маленький великий князь Николай Павлович, не испорченный, по мнению отца, дурным либеральным воспитанием бабушки Екатерины. Об этом эпизоде вновь вспомнят, когда Николай все же станет императором в 1825 году ввиду отсутствия наследников у Александра I.
При дворе ходили слухи, что Павел I готовит «великий удар». Царь будто бы поделился с другом Кутайсовым своим желанием сослать императрицу в Холмогоры, где когда-то содержалось Брауншвейгское семейство, великого князя Александра заключить в Шлиссельбург, а Константина — в Петропавловскую крепость, Палена и некоторых других сановников казнить.
Насколько были верны эти сведения и не были ли они сфабрикованы самим Паленом, неизвестно. Но они вкупе с другими сплетнями вокруг императорской семьи произвели сильное впечатление на Александра Павловича. Наконец-то наследник дал заговорщикам свое согласие на переворот и разрешил Палену делать все, что тот сочтет нужным, только выразил желание, чтобы по возможности никто физически не пострадал.
Переворот первоначально планировали на Пасху — 24 марта 1801 года, потом перенесли на 15 число того же месяца, но свершился он еще раньше — 11 марта. Этот день был выбран в последний момент в связи с тем, что именно в ночь с 11 на 12 марта караул в Михайловском замке должен был нести третий батальон гвардейского Семеновского полка, преданный цесаревичу Александру Павловичу.
В последний день своей жизни Павел вел себя как обычно, соблюдая давно заведенный распорядок. Все остальные члены семьи старались вести себя естественно: обедали, гуляли, посещали церкви и монастыри, беседовали с придворными и общались между собой. По роковому стечению обстоятельств именно 11 числа император в свете последних событий и слухов заставил всю фамилию Романовых, за исключением малолетних, присягнуть ему на верность и поклясться не вступать ни в какую связь с возможными заговорщиками.
Утром при разводе караульного Семеновского полка у императора произошла очередная стычка с наследником. Павел был недоволен нечетким, как ему показалось, выполнением команд, накричал на батальонного командира генерала Мозавского, а Александру презрительно бросил: «Вашему высочеству свиньями надо командовать, а не людьми». Великий князь обиженно отвернулся и закусил губу, ничего не ответив отцу на его оскорбление.
Вечером вся императорская семья и ближайшие придворные сошлись за ужином. Разговоры вращались вокруг обычных тем. Павел говорил в тот вечер и о судьбе, и о смерти, но он и ранее любил рассуждать на такие темы. Кажется, никаких конкретных предчувствий у него не было. Наоборот, в конце дня настроение императора улучшилось. К ужину ему подали новый фарфоровый сервиз с изображением Михайловского замка. Царь хвалил качество и красоту рисунков, в порыве эмоций целовал тарелки. За столом он был весел и много шутил. Наследник, напротив, был мрачен. Когда Павел поинтересовался причиной такого расположения духа, Александр ответил, что плохо себя чувствует. Император посоветовал сыну обратиться к врачу и внимательнее относиться к своему здоровью, а потом, обращаясь к Александру, провозгласил тост: «За исполнение всех ваших желаний».
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
