Со стороны профилактория боевиками была оборудована, по всей видимости, позиция для АГС. Они гранатами простреливали все поле. Со стороны завода по «вэвэшникам стрелял снайпер. Попытались определить его позицию. Кто-то крикнул, что снайпер на башенном кране. Наводчик БМП-2 Эдик занял место наводчика в башне и расстрелял из «тридцатки» будку крановщика. Если там был снайпер, то Эдик его уничтожил. Солдатам внутренних войск во время этого боя не позавидуешь. Спрятаться от огня бандитов можно было только у нефтяной вышки. Плотный огонь противника и хорошо скрытые позиции не давали солдатам организовать ответный огонь.
Первый раз увидели за бой такое количество раненых и убитых… В окопе сидишь, а помочь ничем не можешь. Противотанковая батарея «вэвэшников» из СПГ-9 обстреливала дома и завод. Помогала своим, как могла. Но куда стрелять, если не видишь противника… С подразделением внутренних войск на наших позициях был их генерал-майор. Когда он с нами разговаривал, то рассказал, что он еще молодым офицером начинал службу в мотострелковых войсках.
Что далее происходило – подробно не помню. Сложилась такая ситуация, что генерал-майору внутренних войск пришлось вместе со своими солдатами пойти в бой. Подразделения внутренних войск все-таки вошли в частный сектор. Как мы слышали позже, генерал-майор погиб в этом бою.
«Спокойно и трезво…»
Сергей Печугин, зам. командира 1-го мотострелкового батальона по тылу, гвардии майор:
– Новый, 2000 год встретили на Сунженском хребте над юго-западными окраинами Грозного. Спокойно и трезво встретили. Наблюдали где-то вдали снопы трассеров-салютов, летящих в воздух, но это было не у нас в батальоне. Глупо раскрывать свое расположение, осознавая, что противник в курсе, как русские любят этот праздник. Более того, всеми распоряжениями и инструкциями нас обязывали повысить бдительность, предупреждали о возможных диверсиях с применением химических средств.
Перед праздником посетил ротные опорные пункты. В каждой роте была оборудована своя баня. Командир первой роты старший лейтенант Калинин борщом угостил, у командира третьей роты старшего лейтенанта Грошева блинов попробовал. Вообще, командиры рот на этой войне были на высоте. Съездил во взвод к Ване Цыкину, он дальше всех стоял, у кладбища. Там тоже блины. Ребята дали гитару, попросили спеть, «чтоб душа развернулась». Иван мне как человек очень нравился. Простой, добродушный парень. Я так понимаю, ему и задачи всегда сложнее других доставалось решать.
Самое острое впечатление накануне Нового года – глаза бойцов внутренних войск. Мне показалась в них какая-то безысходность, обреченность. Их провозили через наши боевые порядки на бортовых машинах в сторону Грозного. На новый штурм. Как потом узнал, с одним боекомплектом на автомат и парой гранат. Как с таким «боезапасом» не впасть в отчаяние! После праздника их везли обратно в медицинский отряд специального назначения, который расположился совместно с медпунктом нашего полка. По сложенным в ряд пакетам с телами погибших было ясно, что потерь стало значительно больше, чем раньше.
Наша полковая артиллерия осуществляла огневое сопровождение атак подразделений внутренних войск. При этом часть сил и средств была перемещена на передний край – на одну из господствующих над городом высот. Там стояли несколько САУ на прямой наводке, противотанковый взвод и одна минометная батарея. С КНП, оборудованного здесь же, командир полка с офицерами управления и артиллеристами управлял огневым поражением противника. Для взаимодействия с подразделениями внутренних войск, дававшими нам целеуказание, использовались специальные карты города с условными названиями кварталов и улиц. Огонь вели по конкретным окнам, а противотанкисты умудрялись заводить ПТУРСы с тыльной стороны зданий.
Одновременно из пятиэтажек с восточной стороны нашей высоты по нашим били снайперы. Представляясь по имени, в открытый эфир выходили девчонки, наши, русские, приехавшие из разных городов за долларом, и издевались над солдатами, мол, что вы подставляетесь, офицеров нам давайте. Блокнот одной из таких девок видел: мечты о красивой жизни в рисунках (джип, вилла и т. д.), глупые стишки… Моего солдата-водовоза, с которым я обычно везде ездил, на этой высоте ранило в ногу.
Рассвет первого января 2000 года управление первого батальона, отдельные взводы, размещенные совместно с ним, встретили в едком черном дыму под пронзительный крик «Газы!». Сколько я инструктировал последний месяц своих подчиненных, сколько было предупреждений о готовящихся акциях возмездия с применением отравляющих веществ, и все же не смог заставить их держать противогазы при себе. Какая началась суматоха во взводе обеспечения! Кто в машину побежал за противогазом, кто – в кунг! Лица, перекошенные в попытках задержать дыхание и не вдохнуть едкого газа. Иное состояние в офицерской палатке: комбат майор Илюхин посмотрел на меня, забежавшего в противогазе, с удивлением и одновременно с готовностью лучше помереть, но с кровати не вставать. У других офицеров – то же спокойствие. Я, честно говоря, не ожидал такой реакции, когда замышлял свою праздничную авантюру. Мы с начала кампании получили дымовые шашки в большом количестве и возили их с собой. Они занимали много дефицитного места в машинах и постоянно возбуждали вопрос, куда бы их девать. И вот в первую в новом году дежурную смену в 5.00 мне приходит гениальная мысль проверить боеготовность управления батальона и отдельных взводов, а заодно пошутить и разрешить вопрос с дымовухами. В одновременном запуске десятка их участвовал весь состав дежурной смены. Думаю, такой Новый год запомнился многим моим сослуживцам!
Замечательной получилась у нас встреча Рождества Христова. Один недостаток был: сколько ни искал, картошки не нашел. Даже в чеченское село ездил, под горой, где первая рота расположилась. Жителям с бака солярки слил (очередь с бутылками мигом образовалась): электричества нет – на керосинки. Мясо взамен предлагали, а картошки у самих не было. Так на праздничном вечере за добавку картофельного пюре, сваренного из концентрата, даже конкурс объявили. Кто стихи читал, кто песни пел. А в целом отличный, почти семейный, праздник получился.
В эти дни майор Борис Асатрян на передовой пропадал с раннего утра допоздна, корректировал огонь артиллерии. Получили мы по замене новых замкомбата Пономарева Олега и начальника штаба Сатаева Артура. Последний все шутил, говоря про себя: «Не ошибся ли я в выборе профессии?»
«Я ушел в пехоту…»
Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:
– Быть на войне и заниматься обозной работой мне не хотелось. После одного совещания в штабе полка подошел прямо к полковнику Юдину: «Есть желание перейти командиром взвода в пехоту…» – «Ты же зенитчик, тактику не знаешь». – «Уже знаю». – «Ладно, пиши рапорт. Будешь по ходу постигать, что не знаешь». Я написал рапорт и ушел в пехоту.
Комбатом-один был Геннадий Илюхин, командиром нашей роты – Александр Грошев. Пришел в свой взвод, приняли меня нормально. Со мной во взводе было 22 человека, срочников – половина, с первого февраля они должны были уходить на дембель. В других взводах солдат было примерно по столько же. Было и три «бэхи», исправные. Вскоре на марше, когда солдаты сидели на броне, одного из них ранило, и реально, кто из взвода воевал стрелками, не считая механиков-водителей и операторов-наводчиков, нас осталось пятнадцать человек.
