– А что там написано? – вздохнул Николай.
– Черт ее знает. Там страницы слиплись от времени, сырости и холодов.
– И что тогда с ней делать?
– Я бы попробовал паром. Постепенно ее отпаривать надо. Осторожно и неторопливо. По листочку. Тогда может и получится что-либо прочитать.
Николай вздохнул, глядя на потрескавшийся переплет ежедневника. Было конечно интересно, что там написано, но он вовсе не думал, что там может быть что-то важное и стоящее.
– Значит, я трое суток пролежал, – пробормотал он. – Скверно. Мы и так в Москве задержались. А тут я еще… Времени совсем мало.
– Да ты не торопись, парень. После той заварухи, что началась, было бы нереально проехать спокойно по городу. Наши сейчас заканчивают безопасный маршрут. Мы думали ночью уходить. А тебя тут, в конфедерации оставить. На излечении.
– Меня оставить?! И кто это мы?! – возмущенно воскликнул Николай.
– Я к вашей группе присоединяюсь. Вам человек с иммунитетом от пси-волков не помешает, – Людоед усмехнулся. – А я как раз такой.
– Но как можно меня оставить?! Кто так решил?! – Васнецов поднялся с постели, не смотря на боль в боку.
– Эй, осади. Ты же раненный…
– Ты сам сказал, что рана пустяковая. Я не могу остаться! Я должен до конца дойти!
– Да чего ты разорался? – Людоед с некоторой надменностью посмотрел на раненного. – Пойдешь, никуда не денешься. Только если командир твой так решит.
– Варяг?! А где он вообще?!
Яхонтов, словно ждал за дверью. Он вошел в комнату сразу после этого вопроса. Видимо он находился в соседнем помещении и, услышав возглас, решил узнать что происходит.
– Колька! Живой! – Радостно воскликнул он.
– А я и не был мертвым! – зло бросил Николай, съедаемый обидой и ревностью за то, что его хотят отлучить от такой важной миссии. И от выполнения просьбы Раны. Пусть и приснившейся просьбы. – Я не был мертвым! Ясно, черт возьми?! Только вот мне что-то не ясно, почему меня выкинули из нашей группы?!
– Да кто тебя выкинул? – опешил Яхонтов.
– Вы решили дальше идти без меня! Какого хрена?!
– Во-первых, не ори. Во-вторых, ты ранен. Тебе лечиться надо.
– Это ты решил или Людоед этот?!
– Слышь, тон свой поубавь! – рявкнул Крест.
– Да идите вы все в задницу! Надо будет, пешком пойду, без вас! Это предательство! Ясно вам?!
– Угомонись, – нахмурился Варяг.
– И не подумаю! Что нашли мне замену получше да?! Профессионала-воина?! А я теперь нахрен не нужен?!
– Ты ранен, чтоб тебя!
– Я здоров! Я в порядке! – Николай сжал кулаки.
– Голова у тебя точно не в порядке, – усмехнулся Людоед.
Васнецов посмотрел в его глаза и хотел что-то резкое ответить. Но взгляд Людоеда источал такую угрозу, злобу и презрение, что весь боевой пыл Васнецова сразу сошел на нет.
– Пойдешь, – зло процедил сквозь зубы Варяг, – Но если я, хоть один писк или жалобу на недомогание от тебя услышу, выкину к черту, где бы мы не находились!
– Не услышишь!
– Тогда иди манатки свои собирай!
* * *
В пассажирском отсеке лунохода стало намного тесней. И не только из-за нового пассажира, коим являлся Илья Крест по прозвищу Людоед. У кормовой аппарели лежал его огромный шестиствольный пулемет и сложенная станина к нему. Плюс большой ящик с пулеметной лентой к нему. Этот самый ящик Людоед использовал как персональную койку.
Никаких церемоний прощания не было. Машину загрузили боеприпасами, пищей, питьевой водой, медикаментами, дали несколько дополнительных фонарей, пару приборов ночного видения и несколько географических карт разных масштабов. Потом подошел тот самый генерал и несколькими короткими фразами пожелал группе удачи.
Было около трех часов ночи, когда луноход отправился в путь по широченной улице Новый Арбат в сторону, которая когда-то была востоком. На ночном переходе настоял Крест, поскольку в ночное время город был пуст. Люди, и друзья, и враги и те от которых вообще неизвестно что можно было ожидать, прятались по своим убежищам. Конечно, луноход оставлял характерный след гусениц на снегу, и кто-то мог пуститься в погоню, но это могло случиться не раньше рассвета. А за это время они должны были пройти приличное расстояние и вообще покинуть город.
Николай сидел в углу и молча, наблюдал за своими товарищами. Он не только не перестал злиться, но еще более накручивал в себе чувство обиды за то, что его едва не оставили в лазарете конфедератов. Как назло стала ныть еще не затянувшаяся рана в боку, словно проверяя его на верность данному слову – не жаловаться.
Людоед сидел на своем ящике и, разложив перед собой увесистый вещмешок с патронами от «Калашникова», откусывал им плоскогубцами кончики пуль.
– Ты зачем это делаешь? – полюбопытствовал Сквернослов.
– Не хочу оставлять второго шанса тем, в кого придется стрелять. Такая пуля войдет в плоть и розочкой раскроется. Даже если пройдет навылет, вырвет фунт плоти как в «Венецианском купце». – Илья снова улыбнулся своей фирменной циничной ухмылкой, предвкушающей чьи-то страдания.
– Это же изуверство, – поморщился Варяг.
– А я разве спорю? Как думаешь, за что меня Людоедом прозвали? – Крест засмеялся, продолжая свою работу.
– Так баллистика ни к черту? – Сквернослова не тронули слова об изуверских патронах, но интересовали их боевые качества, которые от такой процедуры как грубое откусывание кончиков, могут снизиться.
– Нахрена баллистика в бою на ближних и средних дистанциях? – Людоед пожал плечами и подбросил в ладони очередной патрон. – Там где будет важна баллистика, я использую «Винторез» или СВД. А когда враг на расстоянии вонючего дыхания изо рта, надо рвать его на куски. Автомат с такими малышками – самое то.
Николай, забившийся в неприступный мир своего крохотного уголка, прижавшись спиной к стенке, за которой находилась кабина космонавтов, пристально смотрел на Илью. Он завидовал его безупречной и какой-то первобытной злобе, делавшей его будто неуязвимым. Васнецов вспоминал бой у дома советов. Людоед там был воплощением смерти и уничтожения. И он, словно сам являлся смертью, а посему погибнуть не мог. Он появлялся в дыму разрывов и яростно кричал, размахивая острой катаной, отсекающей конечности и руки. Рубящий врагов от плеча и до живота. Он орал, поливая врагов свинцом из своего странного пулемета и этот дуэт его вопля и звука вращающихся и изрыгающих смерть стволов, словно были эхом прокатившейся много лет назад вокруг всей планеты стихии апокалипсиса. Во сне Рана почему-то упомянула о нем. Что таится в прошлом Людоеда? Что он натворил? Всегда ли он был таким зверем, смакующим рассказы о свойствах надкушенных пуль? Николай пристально посмотрел в лицо этого занятым своим делом человека. Что-то такое он уловил… Да, Николай был готов поклясться, что эти опускающиеся к подбородку черные усы были призваны скрыть смотрящие вверх уголки губ, говорящие о том, что когда-то это человек был улыбчивым, а не цинично ухмыляющимся. И глаза у него постоянно прятались в тени нависших и нахмуренных бровей лишь для того, чтобы скрыть затаившуюся во взгляде бесконечную грусть и тоску.
