— Это просто дурацкая реклама, — произнесла Елизавета, увидев на лице мужа недоумение и даже некоторый испуг.
— Да, да, — кивнул он, — теперь я понял. Но очень уж необычная. Ты не находишь?
— Мы попали в водоворот необычного времени, — присоединилась к их разговору Гончарова.
А на экране стройными рядами уже шли узкобёдрые девушки с голыми пупками и юноши с длинными серьгами в ушах. Ходили они очень странно — сначала высоко поднимали ногу, а затем ставили её точно впереди другой. От этого походка была шатающейся и неуравновешенной.
Деревенские женщины, глядя на них, стали хихикать:
— И как же они не падают, бедняги?
— Пьяные или обкуренные, — фыркнул с презрением пожилой мужчина.
— Не понимаешь ты, Фёдор Николаич, нынешнюю молодёжь, — с улыбкой произнесла полногрудая красавица лет сорока, — это ж модели. Им положено ходить, как пьяные матросы на берегу.
— А пупки голые зачем? — сплюнул старик, — и мужики какие-то… Тоже на девок смахивают. Да ну их!
Он повернулся и пошёл прочь. Потянулись за ним и остальные деревенские жители. Они переговаривались на ходу:
— А ночью что устроили, поганцы! — возмущалась одна из женщин, — всё небо засветили. Картинки гадостные показывали, чертей рогатых, тьфу!
— А вот теперь вы, дамочки, невежество своё обнаружили, — донёсся до стоявших у экрана голос Фёдора Николаевича, — это есть лазерное шоу. Молодёжь в ночных клубах им развлекается. Вот и нам свои игрушки решили показать. А вы уж испугались.
Кто-то из дачников заметил:
— Испугаешься тут, когда бледные всадники скачут по небу. За такие игрушки надо в тюрьму сажать. Куда только милиция смотрит?!
— Вот вам пример благоразумия, — хихикнула Наталья Николаевна, — наш сельский житель непоколебим! Горожане в истерике, а этим хоть бы хны! Театр Тайны в действии. Одни играют в нём злодеев, у других амплуа простаков. И — риторический вопрос: герои где?! Нет, они есть, конечно, есть. Но в очень ограниченном количестве.
Между тем, мужчины внимательно озирали окрестности. Никаких подозрительных личностей вокруг как будто бы не наблюдалось. Гончарова повела скитальцев к дому своей приятельницы.
— Нет, — говорила Лиза, шагая рядом с ней, — я с вами, Наталья Николаевна, не согласна. Наша жизнь теперь никакой не Театр Тайны. Слишком красивое определение. Теперь она — Театр Абсурда.
— А я вам говорю, что ад! — встрял семенивший вслед за ними Черноморов, — я, например, в этом аду мелким бесом работаю. А желание моё таково, чтобы стать крупным. Да. А что? Нынче злодеем быть престижно. Кто прихватил побольше — тот и в дамках! Народ у нас завидовать горазд. А ты не завидуй. Ты покрутись, как белка в колесе, тогда и поймёшь, как они, денежки-то, достаются. Я вон в молодости чем только не занимался — и фарцевал, и спекулировал, а всё равно большого капитала не нажил. Боялся раскрутиться. А теперь — простор! Сплошное потреблятство! Сколько хочешь, столько и потребляй, пока не лопнешь. Сколько хочешь, столько и зарабатывай — хоть честным трудом, хоть нечестным — никого не волнует. Не пойман — не вор. Красота! Да вот силёнки уже не те. А потому я всё равно вас, господа хорошие, подобью на это мокрое дело — водичку Живую и Мёртвую раздобыть. Эх, не понимаете вы, какие клады и заначки на Руси ещё имеются. Вам вот тетрадочка попала в руки, а вы всё больше на портретик смотрели, выискивали — похож ли Путин на Пушкина, а Пушкин на Путина. Да ещё Мону Лизу туда приплели. Это фантазия Поэта. А вы бросаетесь на фантазии, выгоды не понимаете. А вода — материальная субстанция. И с ней мы все разбогатеем. Её же можно продавать! Дадим рекламу вот на этих огромных экранах. Очень кстати их понаставили повсюду! Предъявим наши фото. До употребления и после. Я на одной фотографии буду такой, — тут он покрутился, демонстрируя себя, — а на второй — после употребления водички — как минимум, лет на двадцать моложе. Чуете, чем дело пахнет? Миллиардами, братцы мои, миллиардами! Что там Борзовский, Ходорковский, Абрамович — сам Билл Гейтс отдыхает! Ну, убедил я вас?
— Да помолчите вы! — прицыкнула на него Гончарова, открывая калитку в низком заборе из штакетника, — я вот что думаю, — говорила она, ведя их к дому, — почему все эти девицы из рекламы так похожи одна на другую? И все, как одна — на куклу Барби? И вот что я скажу вам, — она остановилась у самого крыльца, — всё-таки внешность и в самом деле изменяет информация. Ведь не было таких совершенно одинаковых лиц ещё каких-то лет пятнадцать-двадцать назад! Ну, не было — и всё тут! А в Америке были! Там либо уродливые толстяки еле ползали по улицам, либо мелькали на экране красивые, но стандартные, как будто отштампованные на конвейере лица! Кстати, откуда толстяки берутся? Думаете, от хот-догов? Отнюдь. Их сделала такими искажённая информация. Там, где всё перевёрнуто с ног на голову, люди путаются во лжи и глупеют. Как следствие — отсутствие чувства насыщения.
— Но, если говорить об Америке, то ведь красавцы-то там есть! — не сдавался Харламыч.
— Красавцы есть, — согласилась Гончарова, — объясню, в чём тут дело. Красавцы те, в ком преобладает демонический строй психики. Взять певицу Мадонну. Как она сделала такую блестящую карьеру при своих более чем скромных вокальных данных? То-то. У всех успешных карьеристов — демонический строй психики. Те же, кто им подвластен, кто внимает им, стоя в толпе себе подобных, по большей части — люди с животным строем психики. Они-то и становятся глупцами без чувства насыщения. И я ещё пятнадцать лет назад задумалась — а случайно ли это?! И теперь окончательно уверилась — нет никакой случайности. Это — закономерность.
Потому что в течение последних пятнадцати-двадцати лет у нас стало происходить то же самое. Тут о наследственности даже речи быть не может! Хотя Пушкин, конечно, прав — проследить в перспективе, каким может стать потомок того или иного человека, что, по мнению Пушкина, и сотворил Леонардо в портрете Моны Лизы — это всё правильно и замечательно. Но мы живём в такое время, когда качественное изменение происходит на наших глазах! Лица и вообще внешность меняет информация, которую мы впитываем. И кто что вбирает в себя — тот то и получает.
— Как говорится, получите и распишитесь! — хохотнул Харламыч, — это я понимаю. С этим я согласен. Вот я — человек добрый. А потому я маленький и пухленький, уютненький, сладенький. Елизавета Елизаровна, разве я не хороший начальник? Разве я притесняю вас? Придираюсь?
— Нет, — улыбнулась Лиза.
— Что — нет? Нет, не придираюсь? Или нет — не хороший?
— Нет, не придираетесь.
— Ну, вот. А вы, родственник Президента Путина, мнимый Иван Иваныч или Сидор Сидорович, вы что молчите?
— Ну, вот и до Ивана добрался! — вздохнула Гончарова, — и хватит топтаться во дворе, откройте лучше дверь. Ключ там, на притолоке…
Но тут дверь распахнулась сама! На пороге в отличном дорогом костюме и шикарных ботинках возник сам лидер Либерально-Демократической партии Владимир Вольфович Жареноскин! Уперев руку в бок, он с торжеством смотрел на онемевших от удивления сограждан. Они стояли внизу, у подножия крыльца, а он — наверху, как ему и положено по статусу.
