Глава 1. Апрель 1911 года. Париж. Роковая красоткаВ последний год известный археолог Омоль Теофиль занимал должность директора Лувра, однако не собирался отказываться от своей основной профессии и ежегодно выкраивал время, чтобы съездить на раскопки в Грецию, где снискал международное признание. Пресс-конференция, созванная дирекцией музея, была посвящена отчету о его работе в новой должности, а также последним научным исследованиям, и Омоль Теофиль чувствовал себя по-настоящему именинником. Для удобства приглашенных были принесены стулья, однако их не хватило, и большая часть журналистов разместилась у входа и вдоль стен. Вооружившись блокнотами, они записывали выступление директора.
Пренебрегая кафедрой, принесенной для удобства, Омоль Теофиль, заложив руки за спину, прохаживался перед журналистами и с присущим ему терпением отвечал на самые неудобные вопросы.
– И последний вопрос, господин директор, вам не приходила мысль о том, что кто-то способен украсть «Мону Лизу»?
Поправив пальцем сползающие очки, Омоль Теофиль с удивлением посмотрел на эффектную журналистку, закованную, словно в броню, в длинное приталенное темно-красное платье; ее хорошенькую головку украшала шляпка с небольшими полями, кокетливо наклоненная набок. Звали журналистку Жаклин Ле Корбюзье. Несмотря на молодость, девушка была весьма успешным репортером и являлась одной из немногих, кто был допущен в консервативное мужское братство журналистов.
Как же тут не потесниться, когда встречаешь столь прекрасное и одухотворенное личико! Впрочем, наивное личико девушки было весьма обманчивым, она принадлежала к самому радикальному крылу феминистского движения, которое в последнее время все активнее набирало силу, и вполне серьезно полагала, что женщины ничем не хуже мужчин. Устроившись на стуле в центре зала, она покуривала длиннющую тонкую сигарету из какого-то неестественно черного табака, хотя надо признать, что ей шло абсолютно все: от шляпки со страусиными перьями до громкого смеха. Директору было известно, что Жаклин Ле Корбюзье преподносила себя как женщину независимых взглядов, лишенную предрассудков, тем самым значительно увеличив число своих поклонников (в списке значились три важных чиновника из департамента искусств, а в число горячих обожателей входил сам министр Батист Шале). Имея серьезное покровительство, она нередко позволяла себе весьма скандальные выводы.
Волевым усилием подавив нарастающую улыбку, Омоль Теофиль подумал о том, что и сам был бы не прочь (в разумных пределах, разумеется) поволочиться за очаровательной журналисткой. Впрочем, в соперничестве с самим господином министром его шансы приближались к нулю. Так что единственное, что ему оставалось, так это лепить любезные улыбки и делать вид, что его совершенно не интересуют ее гипертрофированные прелести.
Вместо того чтобы рассказывать о сенсационных находках в храме Аполлона, где он был не только руководителем, но также идейным вдохновителем проекта, вынужден рассказывать о малоинтересных экспонатах Лувра.
Последний вопрос несказанно удивил. Он выбивался из разреза всего того, о чем на протяжении последнего часа шла речь, но отвечать на него следовало. Журналисты, привыкшие к провокационным вопросам молодой напористой коллеги, взяв в руки карандаши, с любопытством посматривали на директора Лувра, ожидая его ответа.
– Понимаете, дорогая Жаклин… Ничего, если я вас так буду называть? – обезоруживающе улыбнувшись, поинтересовался Омоль Марсель Габе Теофиль.
На красивых губах промелькнуло нечто похожее на усмешку.
– Разумеется, господин директор, мне это просто необходимо.
В зале послышался сдержанный смешок.
– Вы всерьез полагаете, что кто-то способен украсть «Мону Лизу»? На сегодняшний день в Лувре самая надежная система защиты. Ваше предположение выглядит так же неправдоподобно, как если бы вы предположили кражу колокольни собора Парижской Богоматери! – уверенно объявил Омоль Теофиль, хлопнув крышкой серебряного брегета, красноречиво показывая, что выделенное время подошло к концу.
– Браво, господин директор! – захлопал в ладоши крупный журналист в зеленом сюртуке. – Весьма достойный ответ, лучше и не скажешь.
Вперед вышел главный хранитель музея Фернан Луарет:
– Позвольте от вашего имени поблагодарить господина директора за содержательную беседу.
Зашаркав стульями, журналисты поднялись со своих мест и потянулись к выходу. Завтра на первых полосах газет будет опубликован его отчетный доклад в новой должности директора Лувра, и это было приятно!
Последней уходила Жаклин Ле Корбюзье. Омолю Теофилю показалось, что она как будто бы искала повода, чтобы остаться с директором наедине: проходя мимо его стола, девушка задела стопку бумаг, лежавших на краю, тотчас рассыпавшихся веером по просторному залу. Обескураживающе улыбнувшись, Жаклин уверенно наклонилась, чтобы поднять исписанные листки бумаги, лежавшие в двух шагах от директорских ног.
– Извините, господин директор.
В какой-то момент Омоль Теофиль замер, ожидая, что узкое платье, не выдержав насилия, разойдется по швам. Однако катастрофы не случилось: женщина с грацией молодой тигрицы подняла листки.
– Позвольте я вам помогу, – переполошился директор, сгребая рассыпанные бумаги в кучу.
Призывно улыбнувшись, Жаклин произнесла:
– Ну-у… если вам это будет не трудно.
Омоль Теофиль сделал вид, что ничего не произошло. Молодая бесстыдница считала его доисторическим экспонатом, точно таким же, какие он откапывал в античной Греции.
– Совсем нет, – устремился директор за листками, валявшимися в самом углу зала.
Директор едва не крякнул от досады, почувствовав, что вдоль спины ощутимо потянуло (застудил поясницу лет десять назад во время одной из экспедиций и теперь постоянно мучился болями), и с ужасом подумал о том, что может не разогнуться. Эта скверная журналистка о его пассаже разнесет всему Парижу!
Преодолевая болевые неудобства, Омоль Теофиль сумел разогнуться, даже вылепил нечто похожее на доброжелательную улыбку. Весьма жаль, что журналистка не оценит его подвига, совершенного во имя ее очаровательных глаз.
– Кажется, эти уже ваши.
– Благодарю, – ответила Жаклин, забирая протянутые листочки.
– А может, у вас как-нибудь найдется для меня время, чтобы выпить по чашечке кофе? – набравшись смелости, предложил Омоль Теофиль.
– Непременно, – легко согласилась Жаклин. – Но только после того, как вы возьмете меня в свою археологическую экспедицию. Вы так вдохновенно о ней рассказывали.
– Боюсь, что это случится нескоро. В настоящее время я все-таки директор Лувра, а это ко многому обязывает… Вот только если вдруг меня неожиданно уволят, – очень серьезно произнес Омоль Теофиль, – тогда у меня будет очень много времени, и я смогу пригласить вас даже в кругосветное путешествие.
