– Немножко Хаоса не вернешь: уже если Хаос – то полный Хаос. И Мы забыли главный вопрос, отвлеклись: существует ли Н/Н?!
– Вот и проверим! Я-то знаю, но и Ты наконец убедишься!
– Таким способом не проверишь. Если Наша сила подействует, Мы снова не узнаем, почему.
– Ты просто боишься, Дорогой! Ты тоже веришь в Н/Н, но не хочешь признаться! Вот и боишься, что Н/Н на этот раз Нам силы не даст в наказание за Твое упрямство. Не даст, и Мы останемся в вечном Хаосе!
– Н/Н тут не причем, но раз уж получился однажды Космос, надо его ценить и космосами не разбрасываться.
– Боишься, боишься! Вот и признался! Сам веришь в Н/Н, а из гордости отпираешься! Ты всегда так – споришь из упрямства, хотя Я давно права! Если б не было над нами Н/Н, Миленький Мой, Мы бы были действительно всесильные. А так – хороши всесильные: время не можем остановить даже на минуту! А Н/Н, Я уверена, может! Н/Н время запустило, значит Н/Н и остановит, если захочет.
– Чего ж не останавливало до сих пор?
– Не хотело. Не требовалось пока.
– Не останавливало, потому что нет никакого Н/Н.
– Не останавливало, потому что есть!..
Хорошо что разделение на Его и Её – пока только мечта.
Очень неосторожная мечта. Но воображение можно выключить в любой момент, а если действительно существовали бы Они вечно и неразрывно: Она – верующая в Н/Н, и Он – отрицающий! И никуда не деться Другу от Подруги. Сомнительное удовольствие.
И если бы доводы Они находили серьезные, убедительные, а то ведь аргументов – никаких. Верю-не верю – вот и весь высокий диспут. Но когда те же вопросы задаются Самому Себе, не возникает ожесточения, Самому с Собой трудно поссориться надолго и всерьез. И следовательно, предаваться сомнениям лучше в одиночестве.
А сомнения остались. Прежнее безмятежное состояние, когда Господствующее Божество было уверено, что для Него не существует тайн, вспоминалось теперь как золотая пора. А ведь наступали тогда моменты, когда Оно начинало немного скучать, завидовать даже малым планетянам, вот и разделиться подумывает – напрасно не ценило Оно Свою единственность! Так хорошо – быть единым, всеведущим и вездесущим. А теперь, когда появилась гипотеза Н/Н, словно бы воздвиглась во Вселенной закрытая дверь, за которую Оно не может заглянуть.
Как это Оно – и не может куда-то заглянуть?! Противнейшее состояние!
Закрытая дверь, которая грозит в любой миг открыться – и что тогда?! Кто явится из-за двери?!
Вселенная всегда была для Господствующего Божества такой обжитой и уютной во всей Её бесконечности. А теперь Оно впервые почувствовало Себя неуютно, словно на сквозняке.
* * *
Клава хорошо поняла Новую Истину, Третий Завет: Бог-Отец и Богиня-Мать творили мир совместно в своей Божественной Любви. Но Супруги есть супруги, даже Небесные: и несовершенства мира происходят от ссор и объяснений Небесных Супругов. Достаточно посмотреть на земных, чтобы понять и объяснить всё.
Новая Истина как-то разом всё прояснила. Клава всегда была склонна веровать в Бога, но оставался недоуменный вопрос: «Куда же Бог смотрит?!» Простим Богу мелочи, но как Он допустил похищение Виталика и издевательства над ним в чеченском плену?! А теперь всё встало на свои места: Божественный Отец поступает по-своему, Божественная Мать – по-своему, отчего и происходят сплошные неурядицы. И как начнут Они объясняться между Собой, то и взглянуть на Землю некогда. Но любви между Ними все-таки больше. Так просто и понятно. Удивительно только, что учит этому совсем юный Отрок. И хорошенький такой.
Три дня они с Оленой прожили в ДК. Ночевали на клеенчатых диванах, складывая одежду на канцелярский стол, а дни проводили в зале около гроба. Им выдали синюю форму ХБС и значки с переплетенными сердцами, которые особенно нравились Клаве. Теперь к ним подходили богомолки и они, как посвященные, объясняли новое учение и попросту рассказывали чудесную историю Мученицы Зои. Несомненно, теперь в гробу Зоя жила гораздо более значительной жизнью, чем прежде в своей трущобе и ближайших окрестностях. А уж таких доходов прежнее её греховное ремесло никогда не могло принести и близко, какие без всяких усилий доставляла нынешняя её праведная лежачая вахта.
Такая доходная деятельность не могла не вызвать священного гнева в городской епархии. Тем более, что лежащий без всякого погребения труп противоречил всем православным канонам, требующим, чтобы любое усопшее тело было предано земле на третий день.
Не обладая светской властью, викарий позвонил в СЭС.
Санитарные службы обеспокоились, зашли посмотреть тело, но прямой угрозы эпидемии не обнаружили. А что касается самого факта нахождения тела на поверхности земли, а не в её недрах, то, как выяснилось, прямого закона, гласящего, что мертвое тело должно быть обязательно погребено, не существует. Христианский закон – да, а государственного или хотя бы местного – нет. Дело настолько само собой разумеющееся, что никому не пришло в голову принять на такой естественный случай специальный закон. Существуют не законы, но всяческие инструкции, как организовать похороны, как обслужить покойника – и только.
Тогда викарий позвонил в районную милицию, с которой у него были более тесные отношения, чем с СЭС. Командир всей районной милиции рассудил в щекотливое дело с религиозной закваской не вмешиваться лично, а уклончиво снарядил своего заместителя.
Заместитель тоже не слишком желал разбираться в религиозных распрях и попытался было разрешить ситуацию мирными средствами.
– Как-то у вас очень всё на виду: выставили вашу эту нетленную святую посреди города. Вы бы переехали куда-нибудь в пригород, чтобы не так демонстративно. Да и помещение это – не приспособлено, будем говорить откровенно. А так бы устроили тихую часовенку, при свечах – другая обстановочка сразу.
В молодости полковник немного играл в художественной самодеятельности, так что не лишен сценического чувства.
Онисимов подумал, что полковник, пожалуй, прав: при свечах лучше. И нельзя же вечно выставляться в ДК. А теперь, когда реклама сделана, паломники найдут и где-нибудь в Лигово или Озерках. Конечно, дальше придётся ездить на работу с Моховой – но можно будет и для жилья купить загородный дом.
А заодно и что-то вроде монастыря, как приказал Дионисий – сначала для первых двух приезжих, а после прибавятся ещё и ещё. Подумав о монастыре, Онисимов почему-то вспомнил о давно выгнавшей его из дому жене, вообще о женщинах, о которых почти не думал, работая на паперти. Но теперь он – деловой человек, новый апостол или хотя бы новый миссионер, можно и о себе снова подумать. Сам-то Учитель не монашествует.
Даже и нельзя сказать, что Клава влюбилась в Светлого Отрока – Учитель не казался ей мужчиной. Но пребывала – в непрерывном умилении. И ей казалось, что растущий в ней ребенок тоже всасывает вместе с её соками и новую Истину. Ребенок там внутри был ещё совсем маленьким, так что со стороны ещё ничего не было заметно, и Клава никому не выдавала свою тайну.
