— Что он сказал вам, когда вы проснулись и во второй раз обнаружили его в палатке?
Правда дается мне нелегко. «Сейчас не пятьдесят третий год, идиотка! Тебе нечего стыдиться».
— Он забрался на меня и сказал, что хочет секса со мной.
— Пытался изнасиловать тебя? — подсказывает Элли.
— Я не хочу использовать это слово.
Опять разговоры, снова и снова, по кругу. Злоумышленника со всех сторон засыпают вопросами, это похоже на перекрестный допрос. Он потеет, выглядит растерянным и, наконец, протестующим тоном говорит что-то, что вызывает бурную реакцию у всех присутствующих: они бьют руками по столу, закатывают глаза и крутят головами. Сначала я пугаюсь, — что такого он мог сказать обо мне? — но потом Элли кивает и незаметно подмигивает мне, а Кезума объясняет:
— Мы вернем тебе телефон. Он у него. Этот тип, правда, еще не признался, но мы точно знаем.
— Откуда? Что он сказал?
— Ничего особенного. Его поймали на лжи. Не волнуйся. — Кезума говорит несколько слов зловещему полицейскому, и тот машет рукой, отпуская нас. — Сейчас мы поедем в парк смотреть животных. А когда вернемся, тебе отдадут телефон.
И мы отправляемся в парк, предварительно заехав в лагерь за Лейаном и вещами. В путь по крутой стенке кратера мы пускаемся, наверное, в половине одиннадцатого; точно я не знаю, потому что телефона у меня больше нет.
Я рада, что наконец-то появился повод отвлечься от неприятных утренних переживаний. И какой повод! Кратер Нгоронгоро — грандиозная кальдера на месте доисторического извержения вулкана, похожая на гигантскую чашу, вдавленную в землю. Ее бока окрашены в зеленый и золотисто-желтый цвета, а за высокие края цепляются облачка. Кальдера такая огромная, что невозможно разглядеть ее противоположный край, а в самой середине кратера сверкает, переливаясь на солнце, невероятно голубое круглое озеро. Даже сверху видно, что все это место так и кишит животными: водяными буйволами, гну и прочими антилопами всех размеров и видов. Все они стройными рядами, как в диснеевском мультфильме, бредут в одном направлении — к центральному озеру. Мы замечаем целые семьи бородавочников: взрослая пара и детеныши — уморительные животные, которые умудряются разрывать носом землю с какой-то грацией и даже элегантностью. Кроме того, здесь бродят стада зебр, газелей, каких-то высоких птиц с шикарными оранжевыми помпонами на голове, страусы и сладкие парочки гиен. Забыв обо всем, я блаженствую.
Но, похоже, не все так же увлечены животным миром.
— Никак не могу понять, почему этот тип все-таки решил, что может залезть в твою палатку. Ты уверена, что ничего такого ему не говорила? — опять спрашивает меня Кезума.
Я пытаюсь скрыть раздражение, но, к счастью, Элли, назначивший себя моим адвокатом, приходит на помощь:
— Да Джули с ним вообще почти не разговаривала. Он просто чокнутый.
— Меня бесит, что они тут считают, будто все масаи — неотесанные дураки. Может, поэтому они и решил пристать именно к Джули. — Кезума поворачивается на своем переднем сиденье и смотрит мне в глаза. — Африканские мужчины не похожи на американцев. Они по-другому относятся к женщинам. С ними надо быть поосторожнее, а то они черт знает что себе напридумывают.
Элли в зеркале заднего вида улыбается мне сочувственно и немного виновато.
— Ужасно, что с тобой случилось такое.
Мы подъезжаем к пруду, территорию которого поделили между собой фламинго и толстые черные бегемоты. Элли притормаживает, чтобы получше их рассмотреть:
— Ничего, все в порядке. Но сейчас я просто хочу полюбоваться животными, хорошо?
Этим мы и занимаемся, объезжая всю кальдеру по окружности. Самое потрясающее, что нам удается увидеть в этот день, — это шайка из четырех молодых львов, лениво вышедших из кустов прямо на дорогу. Я стою в открытой машине и смотрю, как одно из этих великолепных, надменных животных проходит всего в полуметре от заднего колеса нашей машины. Лев поднимает свои удивительные золотые глаза, смотрит прямо на меня, и наши взгляды встречаются. Несколько секунд мы словно гипнотизируем друг друга, а потом я поспешно отворачиваюсь, испугавшись, что он может обидеться на такую наглость, запрыгнуть в машину и запросто откусить мне руку. Некоторое время львы ходят вокруг машины, потом ложатся в тени и начинают вылизывать лапы, совсем как домашние кошки, только лапы у них большие, будто тарелки. Потом все они дружно поднимаются и, не оглядываясь на нас, гордо удаляются.
К полудню мы достигаем дальнего конца кратера, где на берегу еще одного пруда установлено несколько столов для пикников и имеются туалеты. Из воды торчат спины бегемотов, а по другому берегу бродит семейство слонов. Пока Элли выгружает из машины провизию, я захожу в туалет.
Вернувшись, я обнаруживаю, что у нашей машины собралась небольшая толпа мужчин. Некоторые из них в традиционных масайских тогах, другие — в полицейской форме. Я не присоединяюсь к ним, а вместо этого иду прямо к пруду и сажусь на плоский камень; мужчины провожают меня взглядами. Я не хочу знать. Я ничего не хочу знать. Но до меня все равно доносятся обрывки разговора, в котором несколько раз повторяются слова «мзунгу» и «телефон», и еще что-то похожее на «сексуальная». Я упрямо смотрю только на воду.
Через пару минут ко мне подходит Элли с моим ланчем в коробке. Он улыбается от уха до уха.
— Они вернули твой телефон!
— Правда? — Я это уже и так поняла. — И каким же образом?
— Этот тип сам им отдал. Прятал мобильник в туалете.
— А почему он вдруг передумал?
— Потому что с масаями лучше не связываться, — смеется Элли. — Они же чокнутые.
— Погоди, ты хочешь сказать…
— Ну да. Били его, пока он не признался.
— О господи.
Я съеживаюсь от чувства вины, но, должна признаться, его тут же заглушает другая эмоция, куда более приятная: так ему и надо!
— Не переживай, он сам виноват. Сначала мы ведь говорили с ним вежливо.
— Наверное, он сто раз пожалел, что не вернул телефон сразу же.
— Ну да, голова у него сейчас не болела бы, и место он бы сохранил. А теперь он уже никогда не получит здесь работу.
Незнакомые мужчины уезжают, а мы после легкого ланча продолжаем объезд кратера. Нам еще удается увидеть роющихся в корнях бородавочников и целое стадо небольших грациозных слонов, бродящих между редкими деревьями, которые здесь называют «лесом». По дороге из парка мы заезжаем в полицейский участок, где мне со множеством извинений торжественно возвращают телефон — совершенно целый и в рабочем состоянии.
Вечером в Аруше, приняв наконец-то долгожданный душ, я лежу на кровати и слушаю, как с другой стороны сетки жужжат насекомые и на красной сухой земле Лейан борется с другими воинами, охраняющими дом Кезумы. В кухне Сузи, шестнадцатилетняя соседка, помогающая жене Кезумы по хозяйству, готовит на обед угали, местное блюдо из кукурузной муки и зелени, которое в Танзании подают в каждом ресторане. У Сузи широкая улыбка ребенка, но уверенности в себе у нее хватит на двух взрослых женщин вроде меня. Сегодня вечером после обеда мы займемся с ней английским.