Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Я поблагодарила доктора, и мы уже собирались выйти к машине, но на пороге своего кабинета доктор Харикумар остановил меня.
— Вы уже были у господина Тао?
— Я сейчас еду к нему!
— Не задерживайтесь! Я тоже скоро приеду. Он велел мне приехать через два часа после вас.
— Может быть, хоть вы объясните мне, что случилось?
— Большой Тао умирает… Он сказал, что ждет только вас.
— Как?! От чего он умирает?
Доктор Харикумар пожал плечами.
— Я не знаю. Он не дает ни мне, ни другим врачам прикасаться к себе. Три дня назад он слег в постель, вызвал своего адвоката и нотариуса. Сообщил, что жизнь его подошла к концу, что после них с женой здесь остаются Маленький Тао и Маленькая Линя, а ему пора уходить к предкам. — Доктор Харикумар помолчал чуть-чуть и, зачем-то оглядевшись, добавил шепотом: — Извините, но, по-моему, господин Тао немного сошел с ума. Он ведь ничем не болел, насколько мне известно!
Я впервые оказалась в комнате Большого Тао, являвшейся одновременно спальней и кабинетом. Большое светлое помещение было обставлено лишь скромной мебелью из неокрашенного ротанга. Все было сделано из легкого плетеного дерева: стулья, кресло, кровать и даже письменный стол. Старик лежал, он казался очень бледным и действительно обрадовался, увидев меня. Несмотря на очевидную слабость, Большой Тао улыбнулся и с напускной строгостью приказал:
— Не смей плакать! Я ухожу к тем, кто меня любил и кого любил я! Я знаю, что меня… там… ждет суд… Я, конечно, боюсь немного, но надеюсь на снисхождение. Как ты думаешь, я заслужил снисхождения к моим грехам?
Я закивала. Говорить я не могла — меня душили слезы.
— Что с вами, господин Тао? Харикумар сказал, что вы не даете врачам до себя дотронуться. Почему?
— Потому что знаю, что это бесполезно. У меня сейчас нет времени на врачей. Я не болен, я совсем здоров… Просто я умираю. Три дня назад я проснулся утром и понял, что пришло мое время. Так ушли и мой отец, и мой дед. Я давно должен был уйти, но только теперь после нас с женой останутся на земле Маленький Тао и Маленькая Линя. Благодаря тебе. Спасибо тебе за это! Спасибо! В конце моей жизни я получил то, о чем мечтал. Я ухожу счастливым! А теперь перейдем к делам!
Адвокат и нотариус еще до моего прихода находились в комнате старика. Не зная ни слова по-русски, во время нашей беседы с Большим Тао они сидели в креслах возле окна и вежливо молчали.
Доктор Харикумар, как и обещал, вошел в комнату ровно через два часа после меня. Но душа Большого Тао к этому моменту уже покинула хлипкие стены его земного жилища.
Старик успел предупредить о своем уходе тех немногих, кого считал друзьями. Али-Хассан Култыгов только передал с прибывшим на похороны посольским работником, что очень скорбит, но приехать не может, и выразил соболезнования родным и близким. Кому эти соболезнования были адресованы, так и осталось непонятным. Мне? Именно мне? А может быть, маленьким Тао и Лине?
Сам сотрудник российского посольства был огромен, мрачен и немногословен. Соответствовал обстоятельствам. Перед отлетом в Бангкок он еще раз передал мне персональный привет от Али-Хассана и его извинения за то, как все произошло.
— Больше такого не повторится, будьте уверены! — сказал он мне на прощание.
— Что вы! Я только благодарна господину Култыгову за все, что он для моей семьи сделал! — ответила я. — К тому же, надеюсь, и мне вас беспокоить будет незачем!
— И мы надеемся, но кто знает?! — Могучий человек осторожно пожал мою руку. — Да! И мы, разумеется, передадим от вас привет Мураду Чигириеву!
Я почти забыла имя этого человека, но теперь, когда оно было вслух упомянуто, волна бешенства и ненависти накатила на меня. Я с трудом сдержалась от возгласа проклятия.
— Не волнуйтесь! Мы ничего не забыли!
И они действительно не забыли. Недавно я получила по почте вырезку из одной из московских газет о том, что известный предприниматель, политический деятель и к тому же, непонятно за какие заслуги, Герой России Мурад Чигириев по неосторожности убил себя во время охоты в одном из подмосковных лесов. По чистой неосторожности он четыре раза выстрелил себе в голову и, уже падая, дважды напоролся на большой охотничий нож. Впрочем, некоторые корреспонденты предположили, что на самом деле это был не несчастный случай, а самое настоящее… самоубийство, вызванное многолетней депрессией.
Мама с Леней съездили в клинику, куда направил нас доктор Харикумар. Они пробыли в Бангкоке три дня, и мама вернулась абсолютно потрясенная. Врачи не нашли у нее ничего серьезного, кроме остаточных явлений гастрита и легкого панкреатита. У них вызвали сомнения и результаты исследований, проведенных их коллегами в Москве. Впрочем, разбираться в любом случае было уже не в чем! Главный врач клиники поздравил маму и, разведя руками, сказал, что, скорее всего, никакого рака не было, хотя ему известно и то, что в одном из нескольких десятков тысяч случаев самая настоящая опухоль саморазрушается и болезнь излечивается без медицинского вмешательства. Никакой закономерности подобного явления до сих пор установить не удалось. Я не люблю слово «чудо», но мама жива, здорова. При этом она никогда не расстается с той мятой иконкой, которую подобрала на развалинах в Крюковище.
И еще одна вещь, найденная на том пепелище, стала талисманом нашей семьи — железный ключ от старого висячего замка. Рома, еще в младенчестве признанный врачами олигофреном, в пятнадцать лет поступил в Гарвард. Он и сейчас немного странный, замкнутый молодой человек, но при этом у него репутация компьютерного гения. У меня нет рационального объяснения произошедшим с ним переменам. Впрочем, с диагнозом «олигофрения» в свое время тоже не все обследовавшие Рому врачи соглашались. Один весьма уважаемый профессор говорил маме, что не исключает, что у Ромы лишь временная задержка в развитии и, вполне возможно, к началу полового созревания возникнут благотворные изменения.
Как бы там ни было, Рома никогда не снимает со своей шеи шнурок от ботинок, на котором подвешен найденный в Архипушкином дворе старый ключ от амбарного замка. «Это — ключ от моих мозгов!» — объясняет он смысл своего «амулета». И честно говоря, я не знаю, шутит он или нет.
Впрочем, Эйнштейна в детстве тоже считали дурачком. И Эйнштейн, как и Рома, с годами немного «выправился».
Даша стала уже совсем взрослой девицей. Я не понимаю почему, но внешне она очень похожа на Леню, которого обожает. Ко мне же у нее вечные претензии: дескать, в детстве я не уделяла ей должного внимания, бросила ее на бабушку, а сама занималась своими делами. Я не обижаюсь — во многом Даша права.
Леня переехал на Кануй и остался жить с нами. Я не стала выходить за него замуж. Во всяком случае пока. Он сделал предложение влюбившейся в него с первого взгляда юной девушке, а получил меня спустя годы с кучей детей и проблем. Я не чувствовала себя вправе ловить его на слове и попросила остаться свободным. Но, похоже, отсутствие брачного свидетельства волнует его не больше, чем меня его наличие. Леня руководит школой, построенной Большим Тао за несколько месяцев до смерти рядом с тем самым поселком, где я снимала когда-то коттедж. Леня не только нашел и привез сюда нескольких блестящих учителей, оказавшихся в России и в Израиле не у дел, но и сам взял на себя преподавание точных дисциплин. Деньги на эту школу выделил в своем завещании Большой Тао. Впрочем, надо сказать, что много средств не потребовалось. Обитатели «европейской деревни» готовы платить немалые деньги за то, чтобы их дети получали здесь образование. Тайские дети учатся бесплатно, но, разумеется, Леня отбирает самых способных из них.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
