— Выбрось это из головы, Джия! Как я веду сбор — не твоя забота!
— Да, хозяин.
— И не называй меня так!
— Да, хозяин.
Женщина!
Она повернулась, чтобы уйти. Он грубо схватил ее за плечо и развернул лицом к себе.
— Отношения между воинами и городом из рук вон плохие! — резко бросил он. — Важно то, что я успокоил старейшин. Теперь ты понимаешь?
Она без слов кивнула.
(Лжец! — сказала его совесть. — Что бы ни делал Шонсу, когда он был кастеляном, он терроризировал старейшин. Они унижали его этой ночью.) — Я должен был пойти на этот бал! (Вздор! Они предпочли бы, чтобы ты не показывал носа и послал Ннанджи вместо себя.) — И они были бы глубоко оскорблены, если бы я взял рабыню в сопровождающие.
(Ты подразумеваешь, что воины смеялись бы над тобой.) — И если я выбрал Леди Доа как партнершу в танце, то во всяком случае это не твое дело!
— Конечно, нет, хозяин.
Она снова повернулась. На сей раз он сгреб ее за плечи и встряхнул.
— У тебя нет повода ревновать к Леди Доа!
— Ревновать! — Невероятно, но теперь начала кричать Джия. — Рабыня? Ревнивая? Что может заставить рабыню ревновать?
— В данном случае ничего! Мне нужна была пара для танца…
— Ты думаешь, меня очень волнует, кого ты выбрал для этого дурацкого танца?
— И ничего более!
— Ты думаешь, меня волнует это, или?.. Спи с кем хочешь, хозяин. У рабов не просят прощения.
Уолли был поражен. Никогда раньше она не повышала голос так, как сейчас, ни на него, ни на кого другого. Он отпустил ее.
— Так что же тебя волнует?
— Ты! — пронзительно закричала она, топнув ногой. — Что ты делаешь с собой?!
Он был воином седьмого ранга. Он был старшим сеньором сбора, самым могущественным человеком в Мире. Он запнулся и тоже заорал:
— Укороти язык, женщина! Не забывай, ты и в самом деле только рабыня!
— И я была счастлива как рабыня! Я делала то, что приказывала мне моя хозяйка, со многими мужчинами. И очень немногие смели меня ударить!
Он взял себя в руки и понизил голос:
— Я же сказал, что приношу извинения. Я этого больше не повторю.
— Может быть, ты и должен это повторить! Чтобы я не забывала, что я только рабыня.
Никогда она себя так не вела! В какой-то момент маниакальный дух Шонсу почти прорвался наружу. Теперь Уолли укротил его, переведя дыхание и разжав кулаки. Он оглянулся вокруг, увидев множество испуганных глаз, которые поспешно были отведены. Ротанкси, которого он пришел уговаривать и вербовать, сидел на крыше кормового навеса, невозмутимо слушая вместе с другими эту бессмысленную перебранку.
— Ты говорил, что ты этого хочешь! — кричала она. — Чтобы я была настоящей женщиной. Теперь я снова рабыня…
— Да! — зарычал он, заставив ее замолчать. — Ступай в каюту! — Он развернулся и направился к колдуну, пройдя мимо сердитого, цинично усмехающегося Томияно и игнорируя его. Подойдя, он формально поприветствовал Ротанкси.
Колдун поднялся и ответил, потом опять сел. Уолли расположился около него.
— И как поживают ваши катапульты в такой прекрасный день? — осведомился Ротанкси с кислой вежливостью.
Уолли горько рассмеялся:
— Лорд Зоарийи надзирает за строительством катапульт. Я решил, что он практичнее других.
— Возможно, — прокомментировал Ротанкси, показывая, что он знает Седьмых.
— Он влез в это дело с головой. Я задержался там, по дороге: катапульта уже наполовину готова.
— Отлично!
— Да, но бесполезно — если только не использовать ее при переправе всего сбора на другой берег. На реке нет шлюзов для этого. Ее разломают и построят новую.
Ротанкси изобразил тонкую улыбку:
— Я полагаю, он потратил кучу денег на материалы.
— Разумеется. Но деньги больше не представляют проблемы, — сказал Уолли и объяснил систему сбора налогов.
Колдун недоверчиво промолчал.
— Слышал ли ты о Чинараме? — спросил Уолли.
Старик кивнул с непроницаемым лицом.
— Позднее Ннанджи осмотрел одежду. Он нашел громовое оружие и дополнения к нему. Перья, чернила и пергамент, разумеется. И еще вот это. — Уолли достал маленький медальон слоновой кости с изображением девушки, задумчиво-прекрасной.
Колдун посмотрел на медальон, лежавший у Уолли на ладони, но не пошевелился, чтобы взять его, и не проронил ни слова.
— Он и я были по разные стороны, милорд, — сказал Уолли, — но я чту его память. Воины умеют уважать отвагу. Это его дочь? — Ротанкси и Чинарама были примерно одного возраста. Вул не столь велик, чтобы они не были знакомы друг с другом.
Колдун поколебался, прежде чем ответить:
— Его жена. Она умерла в родах много лет назад.
— Печально.
— Очень. Это был не его ребенок. Она была изнасилована бандой воинов.
Уолли вздрогнул, потом внимательно посмотрел на старика, непроницаемого как мумия. Возможно, все произошло действительно так, но это могла быть только уловка в целях самозащиты.
— Разумеется, я верю тебе, милорд, но наши сутры категорически запрещают любое насилие по отношению к женщине, за исключением двух четко определенных случаев — осужденных преступниц и в связи с кровопролитием.
И тут же он увидел, что проиграл.
— Возможно, «изнасилование» — не то слово, а, Лорд Шонсу? Со стороны воинов не было прямого насилия. Это произошло на корабле. Первый домогался ее. Когда она начала защищаться, его друзья пришли к нему на помощь. Они не использовали силу против женщины. Они начали пытать моряков. Те, чтобы избежать этого, удержали женщину для них. Это ведь не является изнасилованием по определению ваших сутр, не так ли?
Пергаментное лицо колдуна сморщилось в презрительной улыбке победителя, и Уолли оставалось только поверить ему. Он содрогнулся.
И это был человек, чье сердце он надеялся завоевать? Он вновь предложил медальон.
— Так ты возьмешь его? Чтобы по возвращении передать его семье, если она у него есть.
Ротанкси взял медальон.
— У него нет семьи. У него когда-то был брат, но воины тоже убили его.
— Он с силой швырнул медальон, он перелетел через борт и исчез.
После паузы Уолли сказал:
— Это тоже печально. Но в Сене есть вдовы, милорд, и много сирот на левом берегу. Цену власти всегда составляет кровь других.
Лицо колдуна скривилось, но он ничего не ответил.
