В плечо ударила стрела. Наплечник смягчил удар, но острие все же проникло в мышцу, причинив боль. Воин рывком повернул коня направо, к стрелку. Тот бросился прочь. Разъяренный, Аландр погнался за ним и выскочил на площадку перед домом вождя, где сгрудилось несколько десятков врагов.
Лишь позднее он осознает, что это была засада, что враги специально охотились за ним – только за ним; что достаточно ему было выйти за вал, и хунны не тронули б селение Храбрых ди. Но в тот миг подобные тонкости мало волновали взбешенное болью и гневом сердце. Аландр не стал пересчитывать врагов, решив, что сделает это в бою. Крича, он направил коня на вождя номадов, выделявшегося среди прочих дорогим сверкающим шлемом и пластинчатым панцирем.
Залп стрел сбросил Аландра с хребтины коня. Хунны метили в несчастное животное, буквально истыкав его стрелами. Слегка оглушенный, воин вскочил на ноги. В тот же миг на него налетели трое, рассчитывавшие сбить Аландра с ног. Гиганту понадобилось три удара, чтобы устлать вражескими телами землю вокруг себя. Та же участь постигла еще троих, потом еще. Одних Аландр поражал мечом, другие валились наземь, опрокинутые ударом кулака или рывком за косу. Аландр наносил страшные удары, парируя вражеские и даже ухитряясь отражать щитом добрую половину летящих в него стрел. Он получил несколько ран и, хотя ни одна из них не была опасна, голову начинало кружить от кровопотери.
Это было безумное зрелище: один-единственный воин отражал натиск многих десятков всадников, пускавших в ход и стрелы, и копья, и мечи. И эти самые всадники, будучи отменными, прошедшими через многие схватки бойцами, ничего не могли поделать с воином, так как мастерство его было выше их понимания. В голове хуннов не укладывалось, как человек может одновременно отражать стрелу, увертываясь от другой, разрубать ударом меча копье, принимая в тот же миг наплечником выпад меча и при этом наносить ответные удары, каждый из которых был смертелен. И в диких сердцах номадов появлялся страх перед человеком, чей дух был еще более необуздан и дик, тело стремительно, а сознание хранило мудрость неведомых сынам степей ратных навыков.
Все решил брошенный сзади аркан. Направленная умелой рукой, петля затянулась вокруг шеи воина. Затем всадник резко дернул коня, сбив Аландра с ног. В тот же миг на него навалились с десяток врагов. Какое-то время Аландр разбрасывала их, словно котят, но петля все жестче вгрызалась в горло, отнимая остатки воздуха. Наконец сознание помутилось, и Аландр провалился в черную яму…
Когда он очнулся, вокруг была тьма. Тело ныло, словно его измолотили цепами, в ушах звенело. Аландр попробовал пошевелиться, но мышцы отказались повиноваться. Хунны постарались на совесть, опутав не только руки, но даже ноги и торс тонкой, но необычайно прочной веревкой. Столь прочными бывают только шелк и капрон, машинально подумал Аландр, вдруг осознав, что знает, что такое шелк и капрон. Из шелка делали прочные ткани и нити – с шелком ему приходилось иметь дело, его получали из нити особых червей. А вот капрон? Тайники сознания послушно подбросили зрелище бешено крутящихся шпулек, наматывающих тонкую, едва различимую нить; многие сотни шпулек, нанизанных на вал; и множество подобных валов, приводимых в движение громко гудящей машиной.
Странное ощущение – будто внимаешь воспоминанию из чьей-то чужой жизни. Аландр кашлянул и попробовал дотянуться до стягивавших грудь пут. Тотчас же во тьме послышался сдавленный голос.
– Могучий Воин, ты очнулся?
– Похоже на то. Кто здесь?
– Я, Куруш, а со мной еще трое.
– Где мы?
Вопрос был столь же нелеп, как и ответ.
– У хуннов.
– А почему так темно?
– Ночь, Могучий Воин. Ночь, наша последняя ночь. Эти негодяи засунули нас в яму, набросив сверху кошму. А сами сидят у костров и жрут мясо наших быков и пьют наше пиво. Чуешь, какой запах?
Аландр покрутил носом, но ничего не учуял.
– Нет. А что с остальными?
– Мертвы. И Гумм, и Хеуч, и остальные. Кстати, если ты думаешь перегрызть веревку зубами, оставь эту мысль. Ни один из нас не может ни дотянуться самостоятельно до своих узлов, ни помочь другому. Хунны прикрепили веревки к вбитым в землю кольям. Каждый из нас на привязи, к тому же на короткой.
– Ну, колья – это не проблема. Так говоришь, они убили всех?
Сверху донесся ликующий визг, хунны праздновали победу.
– Они пощадили лишь немногих женщин, что помоложе. Им всегда нравились наши женщины. Всех прочих они перебили. А завтра эта участь ожидает и нас.
– К чему столь мрачные мысли? – Аландр напружинил руки, проверяя прочность пут. Те были свиты на совесть. – Почему бы не предположить, что у них на наш счет иные планы?!
Куруш рассмеялся. Аландр почти физически ощутил этот смех – скрипучий, с сомкнутыми зубами.
– Другие? С их планами все ясно. Ты – их план!
– Что значит, я?
– У хуннов есть обычай приносить в жертву воинов-пленников. Они верят, что это дарует им благосклонность богов и силу над врагами. И чем отважнее и сильнее пленник, тем большую ценность он представляет как жертва, так как боги особенно охотно принимают сильных людей. Уничтожив в одиночку целый отряд хуннов, ты поразил их воображение. Они решили, что имеют дело с самым сильным воином, какой только может быть, разве можно найти жертву, более угодную небесам?
– Выходит, я – причина гибели Храбрых ди? – спросил Аландр. чувствуя, как чувство вины гнетет его сердце.
– Выходит, так. Если б они истребили тогда наш дозорный отряд или он спасся бегством, все этим и закончилось бы. Хунны редко нападают на становища ди. Что с нас взять? Другое дело черноголовые. – Куруш скрипнул зубами, и Аландр понял, что тот также ранен. – Но ты ни в чем не виноват. Ты поступил, как подобает воину. И не твоя вина, что все так повернулось. Нападение было слишком внезапным. Если бы мы ждали их, мы сумели б отбиться.
– Да, – пробормотал Аландр, прикидывая как выбраться из пиковой ситуации, в которой он очутился. – Как они собираются нас убить?
– Перережут глотки, а потом скормят псам. А черепа наши пустят на пиршественные чаши.
– Что будет потом, неважно. Меня волнует, как бы не дать им перерезать нам глотки.
Откуда-то сверху донесся взрыв восторженного визга и хохота. Хунны продолжали бурно отмечать свой успех. Они честно заслужили это веселье.
– Ладно, пусть все решает утро! – сказал Аландр. – Мы еще поглядим, кто кому перережет глотку!
Немного поколебавшись, он опустошил мочевой пузырь прямо в штаны. Конечно, это было не очень приятно, но еще менее было приятно спать, терзаясь от почечных колик. Улыбнувшись этой мысли, – нелепой ли, – Аландр вновь забылся. Ему грезились крысы…
Пленников вытащили из ямы, когда солнце висело на полпути от горизонта к зениту – хуннам потребовалось время, чтобы проспаться и похмелиться. К тому времени Аландр проснулся, с удовлетворением обнаружив, что чувствует себя вполне сносно. Раны почти не болели, куда сильней ныли руки и ноги, стянутые шелковой бечевой.
