— Ммм? — совершенно не понял его я.
— Вечерние посиделки в номере Викентьева на старой базе «Зверя», — пояснил свою мысль Егор.
А ведь действительно похоже. Рабочий день закончился, и мы собираемся, потому что не можем не думать о проблеме, которую пока не можем решить.
— Подполковник — директор проекта?
— Это тот, за которого Катя Зосницкая замуж вышла? — почти одновременно спросили Берия и Светка.
— Он самый, — подтвердил я.
Однако какие разные ассоциации у людей!
— Когда у нас будет связь, мы сможем на него опереться? — тут же задал вопрос маршал.
— На него и на тысячи и тысячи других таких же честных парней, — ответил Синельников, — я достаточно хорошо знаю Юру. Такой не предаст. Он из тех, кому «за державу обидно».
Берия посмотрел на Егора, потом перевел взгляд на меня. Я поддержал мнение друга кивком. На лице маршала появилась загадочная улыбка.
— А почему бы не попробовать? — совершенно непонятно заявил он.
— Что? — теперь уже наш с Синельниковым вопрос прозвучал одновременно.
— Военный переворот.
Мы с Егором переглянулись.
— Нет, не выйдет, — сказал он.
— Нереально, — подтвердил я.
— А вот теперь — не торопясь и по пунктам. Почему нереально? — потребовал маршал.
— Полностью не скрыть подготовку, — начал я, — задавят.
— Вопрос крыши, — продолжил мой друг, — требуется очень серьезная поддержка сверху. А там нет никого, кто желает изменения сложившегося положения.
Что такое «крыша», наш маршал уже знает.
— Они живут на продаже страны тем или иным путем, — подтвердил я.
Берия задумался.
— Неужели ничего нельзя сделать? Шантаж, компромат — следоскоп, как я понимаю, там собрать будет не сложно? — наконец, физическое устранение особо одиозных личностей! — маршал фонтанировал идеями.
Н-да, иногда взгляд сороковых годов гоже неплох. Наша с Егором некоторая зашоренность с этой точки зрения как-то не предполагала убийства крупных политических фигур. Мы опять переглянулись.
— Собственно говоря, а почему бы и нет? — согласился я с Берией. — Это ведь все не в один день будет делаться. Минимум полгода-год уйдет на подготовку. На поиск и привлечение достойных людей, на разведку и раскачивание мировой экономики. Когда тебя десантировали, — взгляд на Егора, — все было еще более-менее терпимо, а уже позже… Очередной виток кризиса. Ситуация хуже, чем в конце приснопамятного первого десятилетия двадцать первого века. Вообще там то, что должно вести к процветанию, действует строго наоборот — к экономической разрухе.
— А вот здесь, пожалуйста, поподробней, — потребовал маршал.
— Я вообще-то не экономист, — сразу предупредил я, — попробую своими словами…
— Знаю, Вася, какой ты дилетант в финансах, — тут же подколол Егор, — так что давай не выеживайся.
Лаврентий Павлович тоже усмехнулся, но промолчал.
— Основным локомотивом мировой экономики в том мире, в отличие от нашего, где ведущей державой планеты де-факто стал Советский Союз, являются Штаты, — начал я, — а у них уже в конце двадцатого века начали складываться очень серьезные структурные экономические дисбалансы. Инвестиции в бурно развивающиеся информационные технологии превысили все возможные прогнозы. А эти технологии привели к приличному росту производительности труда в очень многих сферах промышленности. Как следствие — усилилась безработица. При большей производительности труда требуется меньше работников. Соответственно, резко упали покупательная способность населения и спрос. Тут же упали продажи. Производство резко превышает потребление. Круг замкнулся. Америка потянула за собой весь мир. Я, конечно, очень кратко описываю, совершенно не полно. Только то, что мне кажется основным.
— Структурный дисбаланс экономики, говоришь? — взгляд Берии через круглые стекла пенсне был очень задумчив. — А нам здесь такое не грозит?
— Ни в коем случае, — немедленно парировал я, — во-первых, мы достаточно строго контролируем наш внутренний рынок. Уровень зарплат только незначительно превышает производство и импорт. То есть у нас всегда спрос будет на немного, но превышать предложение. А с учетом достаточно серьезного переориентирования промышленности на космос…
— Ладно, спорить не буду. Тебе виднее. У нас сейчас столько экономических институтов этими делами занимается, что проморгать никак не должны, — согласился маршал, — значит, разболтать мировую экономику там особой сложности не представляет?
— Если только она уже не окажется в глубокой… — Егор посмотрел на Галину и Светку, внимательно слушающих, но не вмешивающихся в разговор, и на ходу поправился: — В глубокой яме.
* * *
Сладкий, почти приторный, чай с молоком? Глаза б мои его не видели! А Галинке нравится. И бабуся ее еще подзуживает, лактацию, мол, улучшает. И где она таких медицинских терминов в своей деревне набралась? Впрочем, на мой черный кофе Наталья Матвеевна не покушается. Наоборот, сама по утрам пристрастилась. А жену мою, то бишь свою внучку, этим молочным чаем пичкает. Галка ее слушает почти так же, как меня. Наталка, налопавшись мамкиного молока, довольно щурится. Девонька уже прекрасно ходит и обожает слушать сказки и смотреть мультики. В Светку, которая проводит все свободное время рядом с племянницей, вцепляется почти так же, как в меня. Ночами, когда ребенок из-за режущихся зубиков не спит, я гуляю с дочкой по комнате на руках. Мне из нашей семьи это проще всего. Потребности во сне у меня мизерные. Галинка, которая у нас учится, работает в институте Келдыша-Винера и кормит Наташеньку, должна спать. Доверить ребенка обслуге? Никогда! Я прекрасно помню наше со Светкой детство после смерти мамы. Воспитывать детей должна только семья. А как Наташенька у нас улыбается! Так бы и сидел с ребенком все время, когда она не спит, но работать ведь тоже надо.
— Когда? — Галинка уже накормила Натали и отдала ее нянчиться бабке. Теперь жена как раз успевает позавтракать со мной.
Эта чертова пропаганда действует и на нас самих, на наши семьи. А может быть, так и надо? Если весь мир заболел космосом, то чем мы хуже? Вот только как эту детскую болезнь цивилизации сделать хронической? Строго следить за настроениями во всем мире и вовремя подталкивать в нужную сторону? Можно. Точнее — нужно! Но в то же время остро необходимо подкидывать в топку этой жажды «вперед, выше и дальше» успехи покорения очередных рубежей. Какое воодушевление вызвал полет первого спутника! Народ во всем мире с ума от радости сходил! Причем, так как в программе участвует практически все мировое сообщество, праздновала вся планета. Ракетоноситель — конвертированный «Тополь-М» — был полностью наш, советский. На самом деле это был хорошо модернизированный вариант даже не «Тополя», а РС-24 «Яре»[70]. В том мире эту систему еще рассекретить не успели.
