Из письма Розлин к Фанни
– Две дочери?! – потрясенно повторила леди Фримантл, услышав их рассказ. – И это кроме сына?
Похоже, количество детей в тайной семье сэра Руперта потрясло ее больше, чем подтверждение намерений его незаконного сына отобрать брошь.
Розлин поспешно обняла приятельницу за плечи:
– Мне так жаль, Уинифред! Но мы думали, что вам захочется узнать правду.
– Д-да… так и есть. Но какой удар – знать, что эта женщина сделала для него то, что я так и не смогла сделать. Подарила ему троих детей… – Леди Фримантл больно прикусила нижнюю губу, пытаясь сдержать слезы. Очевидно, ее больно ранило столь неопровержимое свидетельство неверности мужа… и плодовитости любовницы. – Боже, – пробормотала она, прижимая руку к груди, – как я могла не знать все эти годы!
Розлин еще крепче сжала плечи приятельницы:
– Уверена, что сэр Руперт не хотел расстраивать вас, выставляя напоказ все обстоятельства своей жизни.
В комнате наступила тишина. Наконец Дру прервал молчание:
– Нужно решить, что делать с мальчиком, миледи. Хотите подать в суд на Бенджамина Бейнза за попытку грабежа?
Уинифред подняла на него ошеломленные глаза.
– Нет… я никогда бы не смогла… он сын Руперта. Послать его в тюрьму? Ни за что!
Дру едва заметно кивнул:
– Я так и думал. Но все же его нужно заставить понять всю тяжесть совершенного, чтобы больше он не отваживался ни на что подобное.
– Вы совершенно правы, ваша светлость. Но только не тюрьма. Такая жестокость мне не присуща.
– А как насчет броши с портретом сэра Руперта? – тихо спросила Розлин.
Леди Фримантл отвела взгляд.
– Ты считаешь, что я должна вернуть брошь этой женщине… ее зовут Констанс?
– Это будет величайшей добротой с вашей стороны, Уинифред. Вдруг она не оправится от тяжелой болезни? И тогда брошь станет для нее утешением в последние дни жизни.
Ее милость прерывисто вздохнула.
– Думаю, она по праву принадлежит Констанс, и ее нужно вернуть.
Дру был крайне удивлен, когда леди Фримантл согласилась на предложение Розлин. Проглотив слезы, ее милость неожиданно объявила:
– Я сама отвезу брошь к Констанс. В любом случае хочу увидеть Бенджамина и его младших сестер.
– Уверены, что это такая уж хорошая мысль? – поколебавшись, спросила Розлин.
– Уверена, – кивнула Уинифред, выпрямляясь. – Они – кровь и плоть Руперта… все, что осталось от моего мужа на этой земле. Я не могу повернуться к ним спиной. И должна позаботиться об их благополучии. Было бы бессердечно позволить детям Руперта голодать…
И тут, очевидно, ей в голову пришла какая-то мысль. Уинифред осеклась и свела брови:
– Если Констанс умрет, что будет с детьми? Получается, мне придется взять их к себе. И не медлить, а сделать это сейчас…
– Уинифред, – мягко напомнила Розлин, – если Констанс выздоровеет, вряд ли она так легко согласится расстаться с детьми.
– Но я смогу сделать для них куда больше, чем родная мать, – дрожащим голосом возразила ее милость.
– Невозможно потребовать от нее отдать детей. Они – это все, что у нее есть.
– Да… ты права, – печально согласилась леди Фримантл, прежде чем немного оживиться: – Знаю! Я знаю, что делать! Они все могут жить в Фримантл-Парке, со мной. Дом огромен, и там найдется достаточно места для троих детей и их матери.
Но Розлин отнюдь не загорелась энтузиазмом:
– Не стоит спешить с решениями, Уинифред. Вы только сейчас узнали об их существовании. А у Констанс могут быть другие планы, особенно если она вернет свои деньги.
– Да, конечно, мне надо сначала поговорить с Констанс… но если она настоящая леди… возможно, ей не захочется иметь дело с дочерью торговца.
– Вряд ли она такова, – поспешно возразила Розлин. – Думаю, она будет благодарна вам за помощь. Но я беспокоюсь за вас, дорогая. Взять к себе целую семью, которая к тому же может пробудить в вас горькие воспоминания, – это почти подвиг. И вам нужно сначала все хорошенько обдумать.
Леди Фримантл вытерла влажные глаза.
– Я уже обдумала, Розлин. И обязана это сделать. Уверена, именно этого хотел бы Руперт. – Ее губы изогнулись в иронической усмешке. – Знаю, мне следовало бы сердиться на него за измену, но нельзя же винить детей за грехи отцов! И, что бы он ни сделал, я любила его.
Лицо Розлин смягчилось:
– Уверена, что сэр Руперт любил вас сильнее, чем вы считаете.
Уинифред, шмыгнув носом, грустно улыбнулась:
– Возможно, он любил бы меня, если бы его сердце уже не было отдано. Но теперь я могу любить его детей. Всегда хотела детей. Молю Бога, чтобы Констанс согласилась позволить мне позаботиться о них.
– Вполне возможно, и согласится. С вашей поддержкой ей, конечно, будет легче. А она из тех матерей, которые сделают для своих детей все на свете.
Леди Фримантл кивнула:
– Собственно говоря, ждать нет нужды. Констанс должна немедленно переехать сюда. Здесь ей будет легче поправиться.
– Но вполне может оказаться так, миледи, что ее нельзя никуда везти. Подождите, пока больную осмотрит мой врач, – вмешался Дру. – Он скажет, что делать.
– Значит, когда она поправится. Или раньше, если ваш врач сочтет, что ей можно двигаться. Если Констанс захочет, я привезу ее сюда и детей. – Уинифред умоляюще взглянула на Дру: – Вы поможете мне все устроить, ваша светлость?
– Если получите ее согласие – конечно. Я помогу всем, чем смогу, миледи. И немедленно провожу вас к Констанс, если пожелаете.
– Пожелаю. Спасибо, ваша светлость. Вы невероятно добры.
Розлин, улыбаясь сквозь слезы, вновь обняла приятельницу:
– Это вы – сама доброта, Уинифред. Лучшего человека я не знаю.
– Чепуха. Ты поступила бы точно так же, будь на моем месте…
Уинифред прикусила губу и украдкой взглянула на Дру.
– Впрочем, ты никогда не окажешься на моем месте, дорогая.
Она поспешно поднялась и мгновенно стала прежней, веселой и жизнерадостной Уинифред.
– Если вы дадите мне несколько минут, ваша светлость, я поднимусь к себе и захвачу свою… то есть брошь. И поговорю с Пойнтоном, чтобы приготовил комнаты, на случай если Констанс можно ехать сюда. Да и кухарка должна приготовить вкусный ужин для детей…
Все еще разговаривая с собой, она выплыла из гостиной. Дру и Розлин остались одни. Воцарилось неловкое молчание. Дру заговорил первым:
