Действительно, что? Не про обезьян же.
– Скажи, что меня убили и мой труп на витаминном заводе цех номер два.
– Чушь какая-то. Объясни в чем дело.
– Некогда. Ты понял? Часа через полтора. Не раньше.
– Понял, – испуганно повторил Аркадий.
Не знаю, правильно ли я сделал, но мне казалось, что так я буду чувствовать себя более уверенно.
Сразу после Аркадия, как по расписанию, позвонила жена.
– Целую, пупс, – заворковала она. – Ты знаешь, я вчера ходила к Тагамлицкому.
– Ну и?
– Денег он дал. Но, вел себя странно.
– Как?
– Заискивал, я бы даже сказала, лебезил. По сумме не торговался, наоборот, накинул. Он что заболел?
– Наверное.
– Послушай, лапа. Тут Элла Жуткер, предлагает нам с сыном смотаться недельки на две в Египет или Турцию. Раз уж у меня появились деньги, ты ведь не возражаешь?
Ни фига себе. Это сколько же ей дал Тагамлицкий?
– Я не возражаю.
– Только это… – жена застеснялась. – Отъезд завтра. Мы можем не увидеться, котик.
– Разлука сближает, – не совсем уверенно произнес я.
– Ой, сусел, ты у меня прелесть! Это все для сынка. Ему очень нужен йод. Их так нагружают в школе. Ты точно не злишься?
– Нет, конечно.
Я подумал, что еще вчера она безумно скучала, а сегодня уже куда-то валит. Причем мне не было обидно.
Жена начала сыпать еще какими-то мудрыми изречениями Эллы Жуткер, но я сослался на занятость и прервал связь.
То, что когда-то было витаминным заводом походило теперь на декорацию к фильмам о ядерных конфликтах. Получалось, что нашей стране теперь нафиг не нужны никакие витамины.
У Джонса определенно есть кинематографический вкус, раз он выбрал именно это место. Я без труда нашел дыру в заборе и побрел по тропинке к корпусам. Почему-то я был уверен, что легко найду этот самый второй цех. На деле все оказалось не так просто. Указателей никто никаких не поставил. Я в отчаянии шнырял по территории и уже готов был позвонить Беатрисе, как совершенно случайно увидел на кирпичной стене жестяную табличку «Цех № 2. кролики».
Ну вот, вначале обезьяны, теперь кролики. Поднимаясь по лестнице, я размышлял над этим странным фактом и пришел к выводу, что на кроликах в былые времена испытывали новые лекарства.
Еще я подумал, что правильно сделал, открывшись Аркашке. Ударить меня по голове и украсть деньги в этих развалинах ничего не стоит.
Второй цех был залит восходящим солнцем. Ничто не мешало проникновению его обжигающих лучей. Стекол давно не было. Сперли даже рамы. Огромное помещение было разбито на несколько участков стенами и перегородками разной высоты и непонятного предназначения. Я надеялся, что за одной из них прячется вооруженный Беатриса. Меня так и подмывало крикнуть ему, что это я пришел, но мы предварительно договорились, что я не буду его звать. Вдруг там уже притаились такие же разведчики с противоположной стороны. Я глянул на часы. Чтобы найти подходящее место для обмена у меня есть десять минут.
Вначале я ходил около окон, потом проследовал к центру. Каждый раз, заглядывая за очередную стену, я надеялся встретить там папашу, но тщетно. Может быть, в армии он был разведчиком?
Наконец я выбрал место. Небольшой квадрат окруженный невысокими стенами, скрываясь за которыми Беатриса мог к нам незаметно подобраться. Вместе с тем проходы между перегородками были достаточно широкими, чтобы можно было без толкотни быстро убежать.
Чтобы дать деду ориентир я покашлял и даже пропел под нос какую-то мелодию.
Ровно в девять со стороны лестницы послышались шаги. Под подошвами ботинок зашуршал битый кирпич.
14.
– Андрей! Ты где?
– Тут.
Он вышел из-за стены. В пиджаке и галстуке. Как на плакате. Мужественный и многообещающий, с легкой усмешкой.
– Теперь узнал? – спросил я.
– Как не узнать.
Я был ему рад. Друг. Из того времени, когда снег за шиворот не вызывает раздражения.
– Принес? – спросил я.
Он вытащил руку из-за спины и показал ту самую папку.
– А ты? Я протянул в его сторону сумку.
– Ну, давай, – попросил он.
– Вначале ты, – не поверил я. – Ты ведь знаешь, я не вру, – вроде убедительно.
– Ты один?
– Да.
– Как папа?
– Он умер.
Ни каких «прости», как была усмешка, так и осталась.
– Ладно, – он протянул папку.
Я взял изделие, повернул прозрачным пластиковым верхом к себе. Даже журнал на месте. Я заглянул внутрь. Листы там. Он подошел и взял сумку за ручку. Я отпустил. Захаров посмотрел на деньги, повернулся ко мне спиной и пошел к выходу. Все что ли? Мне стало обидно. И грустно с ним расставаться. Я хотел спросить про Аню. Я хотел его окликнуть, но вместо этого стоял как истукан, а пальцы по старой привычке залезли в папку и стали перебирать листы. Неужели я опять начал считать? Или это порыв от нервов?
– Тринадцать, – сказал я.
Захаров остановился.
– Чё?
– Я говорю: тринадцать. Листов тринадцать. А было – четырнадцать. Одного листа не хватает.
Захаров хмыкнул. Все считаешь?
– Бывает.
– Да, тринадцать, – подтвердил он. – Бабу я не отдал. Она мне самому нравится. Из вредности.
– Как не отдал? – мне показалось, что я его не понял.
– Вот так. Ты же знаешь, как я отношусь к женским фотографиям.
Я все еще не мог до конца поверить в его вероломство.
– Ты говоришь про Мэрилин?
– Да.
– Но ты же взял деньги!
Захаров недобро усмехнулся.
– Да, взял, а бабу не отдал. Пошел вон.
Он опять повернулся ко мне спиной.
– Стой, – снова крикнул я.
Захаров еще раз остановился.
– Ну. И что ты сделаешь? – он угрожающе расправил плечи.
Я молчал.
– Повторяю. Пошел вон. Как ты был идиотом, так им и остался. Пока.
Опять показать спину он не успел. Из-за стены справа выскочил Беатриса. Вид у него был неопрятный. Колготки на коленях порвались, спецовка испачкалась в строительной пыли, парик съехал на бок. Видимо он ползал. Тем не менее, выглядел дядька весьма воинственно. Глаза горели, а руки возбужденно дрожали. Он направил обрез в лоб Захарову и сказал:
– Сумку положи, а руки подними.
