Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
одна удачная вязка, целиком взяли потрясающую библиотеку Куманецкого из Львова, перевезенную в Москву, но почему-то осевшую в Подольске у клинического шизофреника, преподавателя текстильного техникума. Какая-то седьмая вода на киселе, книги держал в сарае, в ящиках, среди курей. Главным в этой вязке был Абрикосов, он все разнюхал, и устроил, и сделал цену, и поэтому мог выбирать первый – правда, под придирчивым контролем совместников. Ух, разгулялся Сергей Николаевич – взял весь бесподобный подбор «Альционы» и почти все по Древней Руси, – остались совместникам рожки да ножки, и среди них – тридцатистраничная брошюрка некоего П.В.Виндюкова – «Граф Толстой и земельная реформа» – без года и места издания, какая-то унылая полемика и с Толстым, и с правительством. Полистал и отложил. Брошюрку ухватил Сема Козаржевский. Она стоила столько, сколько три такие библиотеки, а точнее, цены ей просто не было – в Ленинке нет, в Публичке нет, ни в каких каталогах нет, туманное упоминание в письме Горемыкина, тираж был уничтожен по личному приказу Столыпина, типографию разгромили, корректор, утаивший экземпляр, сгнил на Акатуе, а самого Павла Венедиктовича Виндюкова, из младших народовольцев, повесили военно-полевым судом.
Сема передал эту драгоценную книжечку в дар Ленинской библиотеке. Было в «Вечерке». Сема закопался в архивах и заключил договор на книгу «Косой дождь. Повесть о Павле Виндюкове» – для серии «Пламенные революционеры».
У Семы Козаржевского все шло в дело, – так или примерно так, но с изрядной долей презрения думал Абрикосов.
Алена действительно запоминала все, что говорил ей Абрикосов, причем запоминала сразу и намертво, и поэтому просто жаль, преступно было бы пудрить ей мозги общими рассуждениями и парадоксами. Сначала она должна была начитать какой-то необходимый массив, начиная с русской классики.
Вольные анализы и сопоставления не проходили с Аленой еще и потому, что она часто ломала абрикосовские рассуждения каким-нибудь простым фактическим вопросом – как тот самый, пошлый экзаменатор по русскому романтизму. Провинциальная дотошность. Абрикосов научил ее пользоваться справочной литературой, тем более что у него был полный Брокгауз, и Философская энциклопедия, и Историческая, и Военная, и даже Дипломатический словарь.
Родительскую Большую Советскую Энциклопедию он по-благородному отдал Алисе.
Научил пользоваться справочниками и прибавил, что это есть необходимейшая часть общей культуры, потому что не надо задурять голову бесконечной мешаниной фактов. Но Алена резонно возразила, что все это, наверное, так, но кое-что запоминать все ж таки надо. Просто знать, безо всяких Брокгаузов. Ведь она же читает и запоминает все, что он велит.
Смешно сказать, но через несколько дней Абрикосов начал специально готовиться к вечерним разговорам с Аленой. Действительно, смешно – он, выпускник филфака МГУ, эрудит, библиофил, на пятнадцать лет старше – да ее на свете не было, когда он уже читал переписку Достоевского.
Кстати, Достоевского она знала, как ни странно, довольно хорошо – можно сказать, подряд и вразбивку.
Перед сном он опрашивал ее по прочитанному. Она отвечала очень четко, но сухо, по существу заданного вопроса, а когда Абрикосов просил ее высказаться от себя, поделиться собственными мыслями, то она либо отмалчивалась, либо несла совершенную чушь. Прочитав Цветаеву и Ахматову – она очень быстро читала, – она вдруг заявила, что это все слюни и сопли, и женщинам вообще нельзя писать стихи, дико прет либо вонючая баба, либо дамочка-выпендрежница, одинаково противно, а если вдруг начнет выделываться под мужчину, то вообще тошнит. И вообще, волос долог, да ум короток, дорога от печи до порога, и не надо соваться не в свое дело. Абрикосов испуганно взглянул на нее, захотел спросить, кем она себя считает в таком разе, но на всякий случай сдержался.
После долгих ломаний и уговоров Алена согласилась взять женский халат, висевший в ванной, предварительно прокипятив его в стиральном порошке часа четыре, отчего вся квартира пропиталась сырым прачечным паром, и Абрикосов даже забоялся, что размокнут книги. И каждый вечер она командовала из прихожей отвернуться, пробегала через комнату к себе, в меньшую смежную, ночью возилась на кухне, и ничего между ними не было.
5
Был поточный день – то есть только курсовые лекции и потом физкультура, – и Алена решила сачкануть. Абрикосов ушел в свой Дом культуры Горбунова и потом по кой-каким делам, и она сидела в маленькой комнате и читала «Илиаду» в переводе Гнедича, прилежно заглядывая в примечания, в объяснения устаревших слов и мифологических понятий.
Щелкнул ключ в дверях – наверное, Абрикосыч вернулся. Несмотря на свою, как он выражался, службу, он уходил и возвращался, когда хотел. «Хорошая служба, – мельком подумала Алена, – мне бы такую…» Но вставать с места или окликать его не стала, она вообще терпеть не могла прерывать начатое дело. Надо будет, сам зайдет или позовет.
Человек отряхнул ноги от снега, вошел на кухню, что-то там поделал, – сквозь гекзаметры слышала Алена, – потом зашел в большую комнату. Брякнула чашка. Алена потянула носом, потому что вдруг запахло чем-то не тем, и женский голос произнес:
– Во бардак…
Алена неспешно дочитала в примечаниях про Алкиону, заложила книгу шпилькой и встала со стула – она всегда читала сидя, положа локти на стол, как школьница.
– Бардак, – подтвердила она, войдя в большую комнату.
У абрикосовского стола стояла здоровенная и довольно красивая тетка, с черными и, видать, буйными, но туго уложенными волосами под норковой шапочкой, в нежнейшем кожаном на меху пальто, в лайковых сапогах, присборенно облегающих толстые и стройные ноги. Она презрительно оглядывала неубранные с вечера пиалушки и жестяные консервные крышки с окурками. Вчера Абрикосов разжился индийским чаем, и под это дело был треп с друзьями до полтретьего, заваривали прямо в чашки, чтоб покрепче, и сейчас спитой чай досыхал в пиалушках, и кислый запах вчерашних окурков мешался с нетутошними духами.
Алена вообще в доме не сорила и всегда споласкивала за собой чашку и тарелку, но так, чтобы делать уборку и наводить блеск, – чего нет, того нет.
– Бардак, – сказала Алена, – точно. Бардак, когда без спросу вламываются.
– А ты кто? – засмеялась роскошная пришелица.
– Алена меня зовут.
Та оглядела хилую Аленину фигуру, в великоватых серых рейтузах и вигоневом свитерке.
– Алиса Рафаиловна, – и протянула огромную смуглую руку.
– Слыхали, – руки в ответ Алена не подала.
– Ух ты! – захохотала Алиса, тыкнув на Алену пальцем, а потом сказала: – Ты бы, Леночка, хоть бы убирала в доме, что ли. Ты же вроде женщины теперь, так что давай, содержи его в порядке, раз уж с таким сокровищем связалась, на шею навалила!
– Беги отсюда, – лениво сказала Алена и добавила: – Бекицер.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
