Потом принесли завтрак — какие-то жуткие макароны с подливой отвратительно коричневого цвета. Лупандер смог выпить только чай. Контролер поинтересовался: не голодовку ли объявил гражданин? Леонид отмахнулся, мол, нет аппетита. А прапорщик Мордасюк душевно научил: «Ежели затеешь голодать — обязательно надо об этом объявить. В официальном порядке. Потому как дело это подучетное». Лупандер не ответил, лег на нары. «Надо будет каких-то газет или книг попросить», — подумал он.
И тут за ним и пришли, объявив, что поведут на эксперимент. Что за эксперимент, не сообщили, и всю дорогу в автозаке Лупандер ломал голову, куда его везут. А привезли в бюро судебно-медицинской экспертизы на площади Журавлева.
В медкабинете с приветливыми улыбками его ждали Куроедов и Баздырев. За столом сидел крепкий бритый наголо мужчина в белом халате, по всей видимости, судмедэксперт.
— Как спалось? — спросил Баздырев.
— Терпимо, — не стал уточнять Лупандер.
А Куроедов, официально посмотрев на Леонида Яковлевича, сообщил:
— Гражданин Лупандер, поступила информация, что ваши ранения — лишь имитация таковых. Поэтому принято постановление провести медицинскую экспертизу. Заодно и повязочки сменим.
— Вы с ума сошли! — взвился Лупандер. — Какая, к черту, имитация?! В меня стреляли, я чудом остался жив! Я отказываюсь. Вы не имеете права! Да это просто какой-то ГУЛАГ!
— Вы имеете в виду «Архипелаг ГУЛАГ»? — уточнил Баздырев.
— Именно! — ядовито произнес Лупандер.
— Произведение Александра Исаевича Солженицына?
— Да, но какое это сейчас имеет отношение?
— Я тоже так считаю, что архипелаг ГУЛАГ к нам никакого отношения не имеет, — согласился Баздырев.
— А чего вы боитесь? — пожал плечами Куроедов. — Эксперт посмотрит и подтвердит вашу версию. И вопрос будет исчерпан.
— Это у вас будет исчерпан, — резким, будто гвоздиком по стеклу, голосом ответил Леонид. — А у меня откроются раны, начнется нагноение со всеми последствиями. Я отказываюсь!
— Хорошо, тогда мы сделаем рентгеновские снимки раневых каналов, — тут же предложил Куроедов: этот вариант, лежавший на поверхности, уже предусмотрели. — Прошу вас пройти в рентгенкабинет.
Судмедэксперт, до этого молча ждавший развития событий, поднялся:
— Пройдемте, потерпевший. Ничего страшного, процедура абсолютно безболезненная. Зато восторжествует истина!
И он под локоток подтолкнул Лупандера к выходу. Тот с явной неохотой подчинился.
В рентгенкабинете врач-рентгенолог попросил Леонида снять рубашку и штаны. Потом по его команде Лупандер с каменным выражением лица лег на противно-холодный стол, и рентгенолог поочередно сделал снимки плеча, затем ноги. Тут же аппарат распечатал рентгеновские изображения частей тела.
Врач глянул на них, потом, с интересом, на одевающегося Лупандера, многозначительно протянул:
— Та-ак.
Лупандер, поняв все без комментариев, оглянулся на дверь, тихо произнес:
— Скажите, с вами можно договориться? Назовите цену.
Рентгенолог усмехнулся:
— Со мной — можно, но вот с рентгеном — тяжеловато.
Он показал Лупандеру распечатанные снимки.
Леонид попытался сделать еще одну попытку подкупа, но в кабинет вошел судмедэксперт. И рентгенолог тут же протянул ему снимки.
Вслед заглянули Куроедов и Баздырев. Лупандер поскучнел.
Повернувшись к заинтересованной аудитории, рентгенолог, как на лекции в медвузе, показал злополучные снимки и прокомментировал:
— Раневые каналы отсутствуют и в первом, и во втором случаях. Имеются лишь наружные повреждения кожи, не опасные для здоровья.
Лупандер вытер обильный пот и пошел в последнюю атаку:
— Чепуха, бред, это подлая провокация, я буду требовать независимую экспертизу!
— Замечательно, — прогудел Баздырев. — Заодно сделаем эксгумацию ваших ран.
— Я еще не покойник! — процедил Лупандер, надевая пиджак. — Ну, ладно, я пошел.
Баздырев и Куроедов, недоуменно переглянувшись, одновременно спросили:
— Куда?!
— Домой. Куда еще? — хмуро разъяснил Лупандер.
— Ваш дом — изолятор, гражданин Лупандер, — наставительно пояснил Куроедов. — Есть постановление о вашем содержании под стражей.
— Господа, вы чего, белены объелись?! — У Лупандера отвисла челюсть. — Мы же договаривались, что я нахожусь там временно по причине известных вам обстоятельств.
— Нет ничего более временного, как постоянное, — развел руками Куроедов. — Постановление о возбуждении уголовного дела вам предъявят завтра.
— Это какой-то театр абсурда! Мы же договаривались, у вас что — память отшибло? — Лупандер переводил взгляд с Баздырева на Куроедова. Затем попытался найти сочувствия у экспертов: — Я попросил этих джентльменов спрятать меня от наемных убийц в камере.
Эксперт, пожав плечами, заметил:
— Наше дело — экспертиза. — И глубокомысленно добавил: — Никогда не надо играть в тюрьму.
— Я требую адвоката! — выпалил Лупандер. Лицо у него пошло красными пятнами.
Куроедов степенно поблагодарил рентгенолога, и все вышли в коридор. Эксперт пошел оформлять заключение, а Баздырев на ушко вкрадчиво спросил у Лупандера:
— Кстати, Леонид, а сколько вы заплатили хирургу в больнице скорой помощи?
— Ничего я не платил! — буркнул Лупандер.
— Ну, скажи, как мужик мужику: дырки на коже штопором делал? — на полном серьезе спросил Баздырев.
— Что я тебе — алкаш какой-то? — буркнул Лупандер, но тему развивать не стал.
Едва эксперт отдал Куроедову заключение с приложенными снимками, как появился конвоир. Лупандер растерянно посмотрел на него, а тот деловито спросил:
— Домой?
— Да, в изолятор! — подтвердил Куроедов.
— Руки за спину! Пошел! — скомандовал прапорщик.
Посмотрев вслед отъехавшему автозаку, Куроедов заметил:
— Мы до сих пор не опросили Алену.
— Угу. Причем надо сделать так, чтобы не узнала Алла.
— Сейчас, когда будут делить фирму, она сделает все, чтобы падчерице ничего не досталось, — убежденно сказал Куроедов.
— Это в лучшем случае. А девочку я встречу сегодня же после занятий в школе.
— Девочку с каменным сердцем, — вырвалось у Куроедова.
Пепел Бориса стучит в наши сердца
Чтобы начать новую жизнь с понедельника, надо дожить до Воскресения.
Борис Крутиер
Баздырев посмотрел на часы: было уже полпервого. Он позвонил Петровичу, потом Реброву, назначил место встречи — на Хорошевском шоссе, неподалеку от 248‐й средней школы, там, где училась Алена Зайцева.
Минут через сорок, заняв привычные места в жигуленке, Баздырев и Ребров приготовились начать странную слежку за девочкой с каменным сердцем.
— Слышь, Петрович, — подал голос Баздырев. — Когда в седьмых классах уроки заканчиваются?
— Спроси чего полегче, у меня уже внуки в детский сад ходят. В 19.00 забираю, когда не моя смена.
— А твой, Серега, кажись, еще до детсада не дорос? — спросил Максимыч у Реброва.
— Сынуля в яслях, на втором курсе, — с гордостью ответил Ребров.
— А у тебя-то, Максимыч, дочка в каком классе? — спросил Петрович.
— В одиннадцатом! — порывисто вздохнул Баздырев. — Время летит, дети растут, а мы все в засаде… Поехали к школе, там разберемся.
Типовая 248‐я школа состояла из двух корпусов, соединенных сквозными рукавами-коридорами. Первый корпус был построен еще до войны. Во время обороны Москвы там располагался военный госпиталь. Второе типовое П-образное здание построили где-то в 70‐х годах. Таким образом, средняя школа на
