Зеваки смущенно отворачивались.
Некоторое время пристав рассматривал Родриго, прежде чем проронил:
— Так это его ученик? Бедняга. Решать, конечно, судье, но помяните мое слово, малого задрал волк. Ночью сторож слышал волчий вой. Я поначалу решил, что болвану почудилось — в округе уже забыли, когда в последний раз видели волков. Но, видать, и вправду волк.
Подошла Элла.
— Сестра просит отпустить домой ее детей. Малые болтаются на холоде уже несколько часов, они замерзли и проголодались.
Пристав покачал головой.
— Тебя, Элла, я не держу, а сестре твоей уже говорил и сейчас скажу, что по закону, пока не появится судья, свидетели не должны отлучаться от трупа.
И мы стали ждать судью. Кое-кто из местных попытался уйти, отговариваясь тем, что они-де не свидетели, а городские представители, но пристав был непреклонен. Пришлось зевакам разложить костер и, ворча, усесться вокруг, вполголоса обсуждая происшествие и потягивая принесенный служанкой эль, ради такого случая пожертвованный городскими богатеями. Притихшие мальчишки уплетали даровой сыр и луковицы. Родриго сидел, уставясь в землю, в стороне ото всех. Сигнус подошел к нему и опустился на корточки. Он не пытался заговорить с Родриго, просто молча сидел рядом.
День клонился к вечеру. Похолодало. Обжигающий ветер надувал одежду Жофре — казалось, что труп вот-вот поднимется с земли. Двое зевак, не выдержав зрелища, встали и придавили одежду камнями. В небе, высматривая падаль, лениво кружила парочка коршунов. В леденящем свете зимнего солнца крылья их алели ржавчиной. Наконец городские ворота отворились и оттуда показался маленький человечек на большой мышастой кобыле, за ним на муле без седла трусил юноша. Судя по перекошенной физиономии последнего, выехали они давно и ехали по плохим дорогам. За всадниками на своих двоих следовал сторож.
Пристав с трудом размял затекшие от холода ноги и заковылял к человеку на кобыле. Сняв кожаный колпак, он низко склонился перед всадником, словно перед особой королевской крови.
— Тело там, ваша честь.
Судья протянул ему вожжи, словно простому конюху.
— Приступим сразу, нечего тянуть. Я хочу закончить до темноты. Вы готовы, мастер Томас? — гаркнул он, обращаясь к секретарю.
Секретарь, потиравший намятый зад, торопливо пристроил на груди доску, которая свисала с шеи на ремне, и в поисках чернил и перьев зарылся в седельной сумке.
Судья нетерпеливо постукивал хлыстом по голенищу.
— Итак, кто обнаружил тело?
Пристав передал поводья судейской кобылы кому-то из толпы и указал на двух сорванцов, которые при виде незнакомцев снова прильнули к материнской юбке.
— Эти двое нашли его сегодня утром, около десяти, когда спустились к реке.
— Они подняли тревогу?
— Они рассказали матери, — ответил пристав, тщательно выбирая слова.
— Труп опознали?
Родриго все так же сидел в кустах, уставясь в землю. При появлении судьи он не поднял головы. Пришлось мне выступить вперед.
— Его имя Жофре, он ученик музыканта.
— Ты его хозяин?
— Нет, господин, я бродячий торговец. Жофре со своим хозяином путешествовали в нашей компании. Настали такие времена, что не всякий решится передвигаться в одиночку. Его хозяин так расстроен, что не может говорить.
Судья посмотрел на Родриго.
— Оно и понятно — потратить столько времени впустую! Придется ему теперь искать нового ученика, а с этими юнцами одни хлопоты. Все они нерадивы и неблагодарны. Так когда он пропал?
— Жофре ушел вчера утром. Мы решили, что он отправился в город, но к ночи Жофре не вернулся. С нами в компании была роженица. Роды начались ночью, они были долгими и тяжелыми, поэтому мы только к утру вспомнили о Жофре.
— Ясно, — кивнул судья. — Значит, он провел в городе всю ночь.
— Прощения просим, ваша честь, не всю. — Сторож смущенно мялся, теребя в руках шапку. Мне показалось, что его вытолкнули на середину круга, потому что, начав говорить, он все еще оглядывался назад. — Парень вышел из города после вечерних колоколов, ваша честь. Я сам закрыл за ним ворота. Скорее всего, на него напали в дороге. Но только не в городе, ручаюсь, что не в городе!
— Хорошо, теперь мы знаем примерное время смерти. Пора взглянуть на этого подмастерья!
Судья обернулся к замерзшим горожанам.
— Эй, вы, станьте в круг! Закон велит присяжным осмотреть труп.
Зеваки окружили тело. Подошли и мы с Сигнусом. На этот раз пристав сдернул тряпку целиком. Все ахнули, а многие, включая Сигнуса, резко отвернулись. Судейский секретарь так вздрогнул, что опрокинул чернила на пергамент, залив несколько строк. Даже судья не сразу пришел в себя — некоторое время он раскачивался с пятки на мысок, затем пересилил себя, шагнул вперед и склонился над трупом.
Обнаженное тело раскинулось на спине. Его покрывала кровь — не только из отверстой дыры на горле, но также из рваных укусов по всему телу. Однако страшнее всего была зияющая рана ниже пояса — срамные части Жофре были отсечены под корень. Жуткое зрелище заставило поперхнуться даже сторожа. Судья сглотнул.
— Итак, вы видите отметины от зубов и царапины. Горло отгрызено, равно как и... причинное место. Собаки всегда перегрызают горло своей жертве — все вы наверняка знаете, как они бросаются на овцу. А теперь переверните труп.
Пристав кивнул одному из зевак, но тот покачал головой и отвернулся. Наконец нашелся смельчак, который уложил Жофре на живот.
— Так я и думал, и здесь отметины. Я считаю, что на юношу напала собака, вернее, целая свора. В последнее время в вашей местности собаки загрызали овец?
— Это не собаки, ваша честь. Несколько ночей подряд в округе слышали волчий вой. Сторож да и другие могут подтвердить.
Судья поднял брови, на миг напомнив мне Зофиила.
— Волчий? Здесь?
Несколько человек живо закивали.
— Что ж, хоть в это трудно поверить, пусть будет волк.
Судья пнул ногу Жофре, словно хотел разбудить его от смертного сна.
— Окоченел. Впрочем, это мало о чем говорит, ведь ночью ударил мороз, но по всему выходит, что на него напали по дороге из города после вечерних колоколов. Итак, я прошу вас обсудить увиденное между собой и огласить свой вердикт. Впрочем, происшествие и без того видится мне достаточно ясно. Нет смысла затягивать разбирательство. Уверен, вам не меньше моего хочется покончить с этим делом.
Судья потер руки.
— Должен признаться, я бы не отказался от горячего эля с пряностями!
— Стойте! — раздался крик Родриго.
Не знаю, как давно он смотрел на изувеченное тело Жофре, но лицо музыканта покрывала мертвенная бледность.
