сделаем? У черилендского тана полсотни воинов, а нас шестеро.
— Хы! — фырнул Давлах Бычок. — Полсотни англичанишек! Я уже убил втрое больше.
Джорди обиделся. Но промолчал.
Давлах встал, отошел в угол и щедро его оросил.
Что, понятно, не улучшило атмосферу внутри сарая.
— Я думаю: убивать нас не станут, — глубокомысленно изрек Малоун.
— Почему ты так решил, англ? — Давлах завязал штаны и уселся на перевернутую поилку для скота.
— Я сакс, а не англ, — уточнил Малоун. — А решил так, потому что нам оставили оружие.
— А ты бы отдал?
— А ты нет?
— А я нет! — самодовольства в голосе ирландца хватило бы на троих саксов. — Мои копья — это только мои копья, — он похлопал по месту, которое можно было бы назвать ширинкой. Но ее, увы, еще не придумали. — Рискни тан обойтись с нами невежливо, сколько бы у него тогда осталось людей? А зная нашего ярла, я почти уверен, что у этих людей не осталось бы тана.
Приятно, когда такой человек, как Давлах, столь лестного о тебе мнения.
— Малоун, посмотри, что там снаружи, — велел я, показав наверх. — Давлах, помоги ему.
Бычок вскарабкался на перевернутые ясли, топнул пару раз, чтобы убедиться, что они выдержат полтысячи фунтов. Малоун подобрал деревянные вилы, проковырял с их помощью дыру в соломенной крыше, встал на плечи ирландцу, протиснулся между жердями кровли и высунулся наружу.
Минут пять он изучал окрестности, потом, присев, мягко спрыгнул на пол и принялся вычищать солому из волос и бороды.
Я ждал. Торопиться было некуда.
— Дверь подперли бревном, — начал доклад Малоун. — Зачем, не понял.
Я тоже не понял. Дверь на кожаных петлях. Разрубить их — секунда.
— Снаружи — двое. Один старый, другой мальчишка. Играют в кости.
Малоун поморщился. Это в нем бывший десятник проклюнулся.
— Во дворе людей много, но солдат меньше десятка. Ворота открыты. Снаружи больше. Часть — верхом. Тан им что-то говорит. Похоже, намерен куда-то отправить.
Вот это хорошая новость. Можно временно расслабиться.
— Отдыхаем, — решил я. — До сумерек.
Положил под голову свернутый плащ и уснул.
Разбудил нас один из тановых дружинников, когда уже начало темнеть. Ну как разбудил: открыл дверь и заглянул. Увидел мирную картину нас спящих, успокоился, поставил у входа деревянное ведерко, и дверь снова закрылась. Но мы с Мурхой уже проснулись. Проснулись, переглянулись, а потом ирландец тихонько растолкал своих, а я — своих.
В ведре оказалась обычная вода. Заботу я оценил.
— По возможности никого не убиваем, — распорядился я.
Судя по небу в дыре над головой, уже достаточно стемнело.
Рубить петли мы не стали. Разрезали аккуратно, придерживая двери, сдвинули их слегка, ровно настолько, чтобы мы с Лисом просочились наружу. «Не убивать», — обозначил я Лису.
И два вахлака-сторожа отправились в небытие лишь на время.
Через пару минут (минус еще трое беспечных) мы уже были в конюшне. А еще через пять минут выезжали из ворот.
Два охламона-караульных даже поприветствовали меня как лорда. Я благосклонно кивнул.
Даже и не думал, что будет так просто.
А все почему? Потому что я — добрый. А убей мы караульных, сколько времени прошло бы до поднятия тревоги?
— Давно знал, ярл, что ты удачлив, но даже и не думал, что настолько, — сказал мне Лис уже на палубе драккара.
Я пожал плечами. При чем тут удача? Гуманизм, выдержка и точный расчет. И вот твой враг кормит тебя и поит, потом укладывает спать и практически не возражает, когда ты отправляешься восвояси. Ну да проехали. Сейчас у меня другая забота. Правильно подать Рагнарсонам мою стратегическую идею: как превозмочь могучую нортумбрийскую армию, не потеряв собственную.
— Нет! — Сигурд Рагнарсон не задумался даже на секунду, прежде чем определиться с позицией. — Я поклялся отомстить за отца, и я отомщу!
— Сколько бы ни было этих жалких англов, мы их всех уничтожим! — поддержал его Хвитсерк.
Бьёрн поглядел на Ивара. Ивар же объявлять решение не торопился.
Змееглазому это не понравилось:
— О чем тут думать, брат? Убийца нашего отца на том берегу! Ты забыл нашу клятву?
Ивар улыбнулся.
Когда дракон улыбается, его собеседнику хочется перенестись километров на триста. И все равно куда.
Но только если собеседник — не такой же дракон.
Мне показалось: вот-вот раздастся оглушительный треск ломающихся о борта весел и стоголосый рев сошедшихся хирдманов.
Но нет. Братья-Рагнарсоны очень четко чувствовали ту линию, после которой родная кровь перестает быть родной.
— Посмотрите на него, — Ивар указал на меня.
Я старательно изобразил невозмутимость. Что было непросто.
— Скажи мне, Ульф, у тебя ведь была возможность убить Эллу?
— Пожалуй, — осторожно ответил я.
— Но ты его не убил. Почему?
Потому что потом, скорее всего, убили бы меня. Но, к счастью, это был риторический вопрос. Ответ на который я уже давал.
— Он не сделал этого, Сигурд. Он понимал: нельзя украсть у нас нашу месть! И что я слышу теперь от собственного брата? Сигурд! Ты и впрямь хочешь, чтобы убийца нашего отца пал в бою?
Бьёрн хлопнул ладонью по столу. Хвитсерк непонимающе уставился на Ивара.
— Наша месть, — сказал Ивар, — это не полет из Мидгарда в Валхаллу. Элла умрет так, что о его смерти будут вспоминать правнуки наших правнуков. Ты позаботишься об этом, Сигурд. Но то, что придумал Ульф, заставить конунга англов испытать боль посильнее, чем от твоего ножа, Сигурд.
— Не понимаю, — пробормотал Хвитсерк. — Я бы тоже огорчился, если бы мой враг струсил и отказался от битвы. Но при чем тут боль?
— А что бы ты испытал, брат, если бы, вернувшись домой, обнаружил там своего врага? Твои богатства, твои дети, жены, родичи — все, что было твоим, стало — его. А ты смотришь на это и ничего не можешь сделать.
— Еще как могу! — возразил Хвитсерк. — Я его на кусочки порежу! Зубами порву!
— Это потому, что у Роскилле нет стен, — усмехнулся Ивар. — А у Йорвика они есть. И, клянусь копьем Одина, они покрепче, чем зубы Эллы! Ульф знает толк в мести, ведь он сам однажды испытал подобное.
Хвитсерк перевел взгляд на меня, потом кивнул и сказал:
— Ульф-ярл, ты хорош.
Ну да. Хотя до сих
