Это как?
— Тимоху в Смоленске повидал. Он там одним из стрелецких полков командует, государь. Вот только князь Иван Хованский, что в Смоленске сейчас на воеводстве сидит, руку самозванца держит крепко и баловства среди людишек не допускает. Не решился пока Тимоха людишек на твою сторону звать. Толку не будет, только головы лишится.
— Ну, это понятно, — посмотрел я выжидательно на Василия.
— Но вотполтора десятка своих людей к июню Тимоха в Путивль пришлёт. Под моё начало встанут. Всё, государь не один на Русь вернёшься. Будет кому оборонить, ежели чего.
— Ещё Порохня с нами поедет, — проинформировал я боярина. — Он теперь с нами заодно.
— Не выдаст ли? — напрягся Грязной.
— Хотел бы выдать, давно бы уже выдал. Сам то как зиму провёл?
— Хворым всё прикидывался, — усмехнулся Василий. — Хованский, собачий сын, всё норовил меня в Москву отправить. Даже гонца к расстриге послал с весточкой, что я объявился.
— И что?
— А ничего. Вернулся гонец, да плечами пожал. Не интересен я никому на Москве. Ну, и воевода сразу ко мне интерес и потерял.
— На Москве, что слышно? — требовательно посмотрел я в глаза Грязному.
— Матушка твоя государь, и вправду, умерла, — виновато опустил глаза боярин. — В народе слух идёт, что придушили её.
— Кто⁈
— Того не ведаю.
Не испугались значит моей мести Рубец Мосальский со своими подручниками Молчановым да Шерефединовым. Выслужиться решили перед новым царём. Ну, ладно. Мы ещё посмотрим, как оно всё обернётся. И пусть для меня эта женщина была совсем чужая, такое всё равно прощать не собираюсь. Сполна вознагражу!
— Софья? — глухо спросил я, зная ответ.
— За море уплыла с Семёном Годуновым, — замялся Грязной. — Куда точно делась, никто не ведает. Кто говорит, что к шведам, кто к Датчанам. Люди сказывают, что самозванец очень из-за её побега гневался. Чуть голову Бельскому не снял.
— А в целом как народ к самозванцу относится.
— Появились слухи, что будто к латинянам государь склоняется. Да веру их поганую на Москве установить хочет, — оживился Грязной. — А ещё поляками сильно недовольны. Шибко много их в Москву понаехало. И ведут себя нагло.
Начинается. То без сомнения Шуйского проказы. Почву для свержения самозванца и захвата власти подготавливает. Начинается на Руси Смутное время. Начинается.
— Ещё весть до меня дошла, что на Волге царевич Пётр объявился. Сыном самого Фёдора Иоанновича себя обзывает! По Волге сейчас с терскими казаками гуляет.
— Откуда же он взялся? — через силу усмехнулся я, прекрасно зная ответ. История ЛжеПётра, в дальнейшем сыгравшего одну из ключевых ролей в восстании Болотникова, мне была хорошо известна. Как, впрочем, и легенда, служившая обоснованием его появления. Но то по книгам и историческим источникам. Почему теперь не послушать её из первых уст? Вдруг новые подробности, не дошедшее за века, всплывут. — Ирина же только девочку родила?
— Так в том то и дело, что царица Ирина на самом деле родила не девочку, а мальчика, — горячо зашептал мне в ухо Грязной. — Просто царица наследника девочку подменила, боясь что Год… — боярин закашлялся, поперхнувшись словами.
— И тут на моего батюшку поклёп возвели, — невесело резюмировал я. — Ладно Василий Георгиевич, не тушуйся. Твоей вины в этом нет. Скоро таких самозванцев, что комарья на Руси будет. И каждого из них злодей Бориска Годунов в младенчестве уморить пытался. Экий он, однако, нерасторопный оказался, — покачал я головой. — Младенцев десятками из дворца выносили, а он ни слухом, ни духом.
— И как теперь с тем Петькой быть, государь, — поспешил Грязной перевести разговор в деловое русло. — Слух был, что самозванец его в Москву позвал. Как бы Петька на трон не влез, если Дмитрия, и вправду, убьют.
Я призадумался. В своей позиции в отношении этого авантюриста, я так до конца и не определился. Очень уж фигура неоднозначная! И на первом этапе зарождающейся смуты — довольно сильная!
Это сейчас за спиной у бывшего сидельника в лавке купца в Нижнем Новгороде небольшой отряд терских казаков. К осени его войско пополниться отрядами донских и терских казаков и превратиться в довольно грозную силу. Настолько грозную, что начнёт в лоскуты громить царских воевод и самого Болотникова спасёт, из осаждённой Калуги вызволив. Так что наладить с Илейкой Муромцем контакт, а ещё лучше перетянуть его на свою сторону, было бы совсем неплохо.
Вот только если это и приведёт на мою сторону значительные силы казаков, то дворянские отряды наоборот оттолкнёт, так как ЛжеПётр прославится жестокими казнями представителей многих знатных родов. Да и союзник из него очень уж ненадёжный получится. Так и жди удара в спину от возмечтавшего залезть на трон «родственника».
— Не залезет, — решил развеять я опасения боярина. — Васька Шуйский не для того своей головой рискует, самозванца убивая, чтобы первому встречном трон отдать. О Чемоданове, что слышно? — не скрывая тревоги перешёл я к следующему вопросу.
— Сказывают в Грузию сбежал, после того как ты в реке утоп.
— Жаль. Хороший был человек, — оторвал я голову от подушки. — Ну, ничего. Придёт время, воскресну и всем по их заслугам воздам. Я и зло, и добро крепко помню. Ступай, Василий Григорьевич. Отдохнуть мне надо. И готовься, боярин. Через месяц в поход. На Руси кровавая каша заваривается. Будем расхлёбывать.
Эпилог
— Пресветлый пан, подай горемычному грошик на пропитание. Я потом всю жизнь буду Бога молить за твоё здравие?
— Ты откуда такой будешь? Никак с Московии? — примеченный Саввой незнакомец остановился, не сводя с инвалида острого как бритва взгляда.
— Я католик, панове, видит Бог, католик, — зачастил Савва, вжав голову в плечи и кляня свой ломаный польский. Сколько не старался бывший подьячий, а так и не выучился так же ладно как ляхи по-польски говорить, даром что в былые годы в Посольском приказе служил. Всё равно язык проклятый выдавал. — Уж год как в истинную веру перекрестился! То и местный ксёндз, отец Герберт, подтвердить может!
— Да ты не журись, друже, — неожиданно расплылся в широченной улыбке незнакомец. — Я ведь тоже русский. Закружила меня судьба на чужбине, еле вырвался. Вот теперь домой возвращался!
— Отчего же возвращался? –переспросил Савва, настороженно рассматривая странного
