в его шею, чтобы подавить крик, когда он сжал мои волосы в кулак и толкнулся бедрами вверх, рыча от собственного освобождения.
— Галлея, Галлея… черт. — Он отстранился, кончая в меня, и все его тело напряглось, потом его хватка на моих волосах ослабла, и он откинулся на спинку сиденья.
Я осталась лежать на его груди, и мое прерывистое дыхание согревало кожу его горла. Когда я коснулась легким поцелуем точки, где бился пульс, он вздрогнул и обхватил меня обеими руками, чтобы прижать к себе. Я чувствовала, как вздымается и опускается его грудь, как бьется его сердце у моего уха. Внутренняя поверхность моих бедер была липкой, а по венам растекалась теплая патока.
На краткий миг я почувствовала себя удовлетворенной. В безопасности, живой и любимой.
Я позволила этому моменту продлиться дольше, чем в первый раз, наслаждаясь ощущением его твердости внутри меня, заполняющей меня до краев. Вздохнув, я проложила дорожку поцелуев вверх по его шее и подбородку, заколебавшись, когда добралась до его все еще приоткрытых губ.
Рид обеими руками зачесал мои волосы назад, а затем обнял ладонями мое лицо, ласково проводя большими пальцами по раскрасневшимся щекам.
— Не убегай от меня на этот раз, — мягко попросил он, окинув глазами мое лицо, а затем нежно поцеловал меня.
Я вздохнула и снова прильнула к его груди, прижавшись щекой к его бьющемуся сердцу, а он гладил мои волосы, спину, ласкал основание шеи.
— Я не знаю, что делать, — призналась я, чувствуя, как в глазах собираются слезы.
Он притянул меня ближе, крепче прижал к себе и ничего не ответил.
У меня скатилась слеза.
— Ты должен знать. У тебя должны быть ответы.
— Почему?
— Потому что ты старше.
Пораженный моим заявлением, Рид потянул меня вверх, пока мы снова не оказались лицом к лицу.
— Старше — не значит мудрее, и возраст не гарантирует ответов. — Он обнял мою щеку ладонью, а я уткнулась в нее носом. — С возрастом приходит уверенность. Ты начинаешь точно понимать, чего хочешь. Но это не всегда означает, что это мудро или правильно, и тогда эта уверенность становится проклятием.
— В чем ты уверен? — Я сглотнула, и мои пальцы впились в его футболку.
Рид продолжал водить ладонью вверх и вниз по моей спине, а его глаза остекленели от испытываемых чувств. Его ресницы дрогнули, и он прошептал в ответ:
— Я уверен, что будет чертовски больно, когда все закончится.
ГЛАВА 25
Тара стащила у меня картошку фри, когда мы сидели друг напротив друга в закусочной, а из соседнего окна лились лучи июньского солнца. Оно освещало ее и делало улыбку ярче, подчеркивая истину, с которой я с трудом пытался смириться последние две недели: моя маленькая девочка окончила среднюю школу.
Она была совершеннолетней, взрослой женщиной.
Это казалось невозможным… но это было так.
Я подался вперед, опустив оба предплечья на столешницу, и наклонил голову. Я изучал ее сквозь пелену грусти. Над моей головой сгущалась тоскливая туча, потому что я знал, что таких моментов, проведенных вместе, будет все меньше и меньше.
А в сочетании с моими новыми внеклассными занятиями эти моменты могут превратиться в мимолетные проблески, омраченные грузом моих секретов.
Тара откусила кусочек жареной картошки и проглотила его, а затем вскинула брови.
— Что? Ты смотришь на меня так, будто я обменялась лицами с бабуином.
Я нахмурился.
— Мне не нравятся бабуины.
— Я знаю. Именно поэтому я так сказала.
— Я бы никогда не посмотрел на бабуина так, как смотрю на тебя. В моем взгляде только гордость и безусловная любовь.
— Ты выглядишь так, будто я только что растоптала твое сердце жуткими, похожими на руки, ногами бабуина.
Я содрогнулся от этого мысленного образа.
— Я думал о том, как быстро пролетело время. Как сильно ты выросла.
Она медленно кивнула, обдумывая услышанное, а затем запихнула в рот еще несколько картошек фри.
— Ну, теперь ты думаешь только о бабуинах.
Усмехнувшись, я бросил картошку фри через стол, и она ударила ее по носу.
— Невоспитанный! — Она разразилась смехом и бросила в меня целую горсть. — Ты же знаешь, я не люблю сражаться едой на людях.
— О, я знаю. Вечеринка в честь твоего седьмого дня рождения до сих пор снится мне в кошмарах.
— Торт. Повсюду.
— Везде.
Черты ее лица смягчились, изумрудные глаза сверкнули в свете окна. Длинные волосы рассыпались по плечам шоколадными волнами, ее ресницы были длинными и изогнутыми, как у меня. У Тары было много моих черт лица: четкая линия челюсти, ямочки и полные губы. Хотя ее глаза были моего цвета, по форме они напоминали глаза Уитни. И нос тоже был ее.
Она была совершенной.
Моя маленькая девочка.
— Мне кажется, что ты пригласил меня на обед, чтобы предаться меланхолии, — сказала Тара с набитым ртом, макая картошку фри в шоколадно-молочный коктейль. — Я права?
— Да.
— О боже. — Она вздохнула и откинулась на спинку. — Я видела, как ты плакал во время церемонии вручения дипломов. У меня было предчувствие, что это произойдет.
— Я не плакал. Просто ветер попал в глаза.
— Мы были в помещении.
— Там дуло.
Она понимающе улыбнулась.
— Я все еще твоя маленькая девочка, папа.
Черт.
Опять этот ветер.
Справившись с эмоциями, я погладил свою челюсть и кивнул.
— Когда у тебя есть ребенок, ты понимаешь, что эти дни наступят, что они неизбежно настигнут тебя. Ты пытаешься подготовиться и думаешь, что будешь готов, но это невозможно. Эти моменты всегда кажутся такими чертовски далекими, а потом — бац. Больше никаких катаний на спине, никаких уроков плавания, праздничного торта, украсившего стены. Как будто я моргнул, а ты уже выросла.
Тара отодвинула тарелку и уставилась в стол, ее глаза увлажнились и заблестели.
— Тебе кажется, что ты что-то упустил? Из-за расставания с мамой?
— Я чувствую, что мы хорошо справились, что все получилось. У каждого решения бывают последствия. — Я стиснул зубы, с трудом сглотнув. — Если бы мы остались вместе, мы были бы несчастливы, и тогда пострадали бы другие. Ты бы обижалась на нас обоих.
— Я не могу представить, чтобы я на кого-то из вас обижалась.
Я сложил руки на груди.
— Ты не сможешь понять это в полной мере, пока не испытаешь на себе, чего, я надеюсь, никогда не произойдет. Я верю, ты найдешь того, кто будет дополнять тебя во всех отношениях, кто придаст тебе сил и смелости, кто будет бороться за тебя до последнего, невзирая на
