Но она была не из этих обычных деревенских пай-девочек и не из местных хулиганок. Она была затворницей, считала местную молодежь простоватой. Но кто-то у нее точно был…
– Генри Харди?
Как я смогла произнести эти два слова? Почему я произнесла их? Как будто они всё это время были в моих мыслях, а теперь вырвались на свободу и вернуть их обратно я была не в силах.
Джордж снова смотрел на меня как на невменяемую. Кажется, он уже пожалел, что потратил свой законный контакт на меня.
– При чем здесь Генри Харди? – спросил он строго.
– Вы же сами говорите: ни с кем не общалась, кроме одного человека…
– То, что она работала у Генри, не значит, что между ними что-то было! Она же ребенок, в дочери ему годится!
Я сама жалела, что назвала это имя.
– Так кто же этот мужчина?
– Почему мужчина? Может, и женщина, – задумчиво протянул Джордж и многозначительно уставился на меня.
– Что вы хотите сказать? – проговорила я чуть слышно.
Джордж откинулся на спинку легкого пластикового стула.
– Только то, что нужно смотреть глубже, мисс Маделин. Вы даже половины еще не видите.
На кладбище при церкви Холмсли Вейл хоронили деда и внука Мидов. Несмотря на самоубийство, как-то удалось похоронить их обоих в пределах ограды кладбища. Возможно, убийство внука искупило самоубийство деда. Новый священник Холмсли Вейл или его временный заместитель пребывал явно не в своей тарелке из-за окружавших покойных обстоятельств. На похоронах, казалось, столпилась вся деревня, от сочувствия или от любопытства. Гробы были закрыты, но посмотреть на присутствующих хотелось всем.
Полиция нашла и вернула Глорию и Джорджа Мид из путешествия, в которое они истерично отправились, когда полиция не выдала им тело сына для захоронения. Глория и сейчас выглядела так, будто не понимала, где находится, зябко куталась в тонкую длинную черную шубку из кудрявого меха, и цвет его был словно не траурный, а просто наиболее ей сегодня подходящий.
Джордж Мид держал руку жены в своей руке и невидящим взглядом смотрел на гробы. В лице его, как и в лице Глории, не было выражения горя. Но, в отличие от отстраненной жены, он выглядел агрессивным, как будто из последних сил сдерживался, чтобы ни на кого не броситься.
Мэри и Дилан Хит стояли неподалеку. Дилан, как любой подросток на подобных мероприятиях, не знала, куда себя деть, ее все это явно тяготило. Мэри же была словно в своей атмосфере и выглядела так же спокойно и уверенно, как и тогда, когда с демонстративными признаниями пришла в мой номер в «Кабане и хряке».
Майлз и Питерс пристально вглядывались в лица всех присутствующих, надеясь, видимо, что преступник себя выдаст. Генри держался неподалеку от них, приветственно поднял руку, увидев меня, и тут же его глаза забегали, не зная, уместно ли подойти ко мне или позвать меня к ним. Я осталась стоять на своем безопасном месте.
Чета Джентли и Минни были здесь же, вместе с Хоуп. Кажется, никто здесь не верил в предсмертные признания отца Мида или они остались скрытыми за дверями полицейского офиса. Малышка кочевала с рук отца на руки матери, очевидно, возбужденная огромным количеством народа. Хоуп была одета в типично рождественское бархатное платье, выглядывающее из-под пальто из искусственного меха. Широкий подол двух юбок распахивался, как абажур, каждый раз, когда родители передавали девочку друг другу или Минни. Тонкие ножки в шерстяных колготках качались внутри, как язычок колокольчика.
Вся церемония походила больше на финальную сцену детектива в духе Агаты Кристи, где каждый ждал, когда главный и обязательно странный детектив раскроет все секреты, а пока с опаской посматривал на остальных, гадая, кто же из них убийца. И все больше таких взглядов окружающие бросали на меня. И я не могла их винить: мой длинный нос если не создавал неоднозначные ситуации, то точно обладал удивительной способностью в них оказываться. Но мне, конечно, казалось, что я тот самый странный детектив, который все раскроет, только пока не знает как.
Как только Глория начала поворачивать голову в мою сторону, я постаралась скрыться за чужими спинами: на странные поминки меня не хватило бы.
Пройдя мимо водонапорной башни (быстрый взгляд наверх, на всякий случай), я направилась к месту, где Генри обычно оставлял машину. Предчувствие было правильным: его красавица стояла там и на этот раз; я решила подождать рядом.
Через несколько секунд ко мне подошел Питерс, продрогший в своем хлипком плаще. Мой разговор с Джорджем в штабе полиции они с Майлзом не сочли удовлетворительным, потому что никакой новой информации, кроме невнятных намеков, он не добавил. Но была одна деталь: перед уходом я сказала Джорджу, что собираюсь навестить Кэтрин Харди, мать Генри и Джинни. Он посмотрел на меня с любопытством и чуть не благословил на эту поездку. Именно поэтому Питерс подошел ко мне в этот момент.
– Мисс Стоун, вам запрещено покидать Холмсли Вейл, вы не можете уезжать, когда и куда вам заблагорассудится.
– Мне казалось, что если я не подозреваемая, то могу.
– Сейчас все подозреваемые, пока не вынесен приговор.
– Поедемте со мной, – выпалила я через секунду.
Питерс смотрел на меня как на буйно помешанную.
– Вы считаете, полиции больше нечем заняться?
Я пожала плечами: похоже на то. Он несколько секунд смотрел на меня, пока на его лице сменялись выражения злости, презрения, снисходительности и, наконец, обреченной усталости:
– С вами поедет Диккенс.
«Джей Си гордился бы мной, – думала я, пока мы ехали с Диккенс ранним утром следующего дня. – Ведь я, во-первых, покинула Холмсли Вейл – да, ненадолго, но это уже другой вопрос; а во-вторых, была в одной машине с полицейской».
С утра мне хотелось залезть в ее машину, прихватив два стаканчика кофе, как в кино, и всю дорогу играть в полицейских-напарников. Но в Холмсли Вейл не было кофейни, продающей кофе в бумажных стаканчиках, а когда Генри предложил подъехавшей Диккенс выпить кофе в доме, она категорически отказалась и многозначительно показала мне на часы. Я попрощалась с Генри, который выглядел нервным из-за моей предстоящей встречи с его матерью, и мы отправились в путь.
Напарница из Диккенс была никакая, потому что ни одна из моих попыток разбавить нашу поездку дорожными играми удачей не увенчалась, а дела она обсуждать не хотела, как и свою личную жизнь. На конец первого часа пути я приложила капюшон куртки к окну пассажирского сиденья и попыталась задремать.
Мне казалось, что это ни за что мне не удастся из-за не самых хороших дорог, но когда я в очередной раз моргнула, Диккенс вдруг разбудила меня, провозгласив:
– Подъезжаем.
Удивительно, как она смогла так быстро обнаружить на карте нашей страны место под названием «Сосновый приют», но навигаторы действительно творят чудеса. Потому
