— А я считаю, что влюбиться — это хорошо, — промолвила Селия. — Даже если любовь причиняет тебе боль, ведь, будучи влюбленной, ты понимаешь, что еще не умерла. Так что я рада за тебя. Поэтому я советую тебе забыть обо всех опасениях, отдаться чувству со всей страстью, на которую ты способна, и подарить любви девять десятых своего сердца. — Селия изо всех сил рубанула мотыгой по сухой ветке. — Только постарайся при этом не терять и голову, а оставшуюся десятую часть сердца сбереги для себя. Хорошо, что ты сказала об этом нам, но не говори ему, иначе он превратит тебя в свою рабыню.
Одрианна подумала, что она предпочла бы не знать о том, кем была мать Селии. Ей невольно казалось, что она слышит рассуждения миссис Нортроуп, обучающую свою дочь жизненным премудростям. К сожалению, для женщины, которая была любовницей чужих мужей, миссис Нортроуп обладала такой мудростью, которая была доступна лишь для небольшого количества женщин.
— Я кажусь себе такой старой? — с усмешкой произнесла Дафна. — Или чересчур молодой. Даже не уверена, какой именно. Но похоже, я — единственная, кто считает, что это прекрасно. Я имею в виду то, что ты влюбилась, — пояснила она. — Особенно если учесть, что у тебя сначала не было причин влюбляться. И это дает мне надежду на лучшее.
Селия осмотрела окружавшие ее кусты.
— Похоже, мы свое дело сделали, — промолвила она. — Они вот-вот зацветут. Давайте пойдем в дом.
Женщины направились к дому, снимая с себя на ходу перчатки и фартуки. В доме они сбросили шляпы и сапоги.
— У меня есть новая песня, — объявила Одрианна. — Я принесла ее с собой, чтобы Селия могла спеть ее вместе со мной.
— А ты уже отдала ее мистеру Троттеру? — спросила Лиззи.
— Не решаюсь этого сделать, — ответила Одрианна. — Полагаю, он захочет опубликовать ее под моим именем, а мне бы этого не хотелось — по-моему, это неразумно, учитывая, что я вышла замуж. К тому же еще жива память о «Моей непостоянной любви». Не хочется мне возвращаться к тому скандалу.
— Возможно, он проиллюстрирует ее еще какой-нибудь гравюркой: например, как ты в постели с лордом Себастьяном занимаешься любовью, — сказала Селия. — Дай-ка мне песню. Я спою ее, и мы представим, какую именно картинку он бы изобразил.
Вынув листок из ридикюля, Одрианна передала его подруге. Подруги расположились в задней гостиной и приготовились слушать, а Селия бегло просматривала ноты и слова.
— Мне кажется, это твоя лучшая песня, — наконец проговорила она. — Думаю, для ее исполнения потребуется много нежности.
— Спасибо тебе, — улыбнулась Одрианна. — Мне тоже показалось, что песня вышла неплохой. Пожалуй, я назову ее «Мое сердце и моя душа».
Лицо Селии обрело серьезное выражение. Подняв листок вверх, она запела.
Одрианна испытывала странные чувства, слушая, как подруга исполняет ее песню. Она была написана на следующий день после встречи с Францем-Домино, когда сердце все еще переполняли всевозможные чувства — болезненные и прекрасные. В мелодии Одрианна нашла утешение, а в слова вложила те интимные переживания, которые подарили ей объятия Себастьяна.
Дафна и Лиззи слушали молча. Чистый, молодой голос Селии усиливал смысл слов песни. Одрианна даже не ждала, что Селии удастся так замечательно ее исполнить.
После того как Селия спела последнюю ноту, в комнате повисло долгое молчание. Наконец Дафна печально улыбнулась.
— Как красиво! — промолвила она. — И очень жаль, что ты не решаешься отдать песню мистеру Троттеру.
Лиззи промокнула глаза носовым платочком.
— Боюсь, что ты потеряла свое сердце, Одрианна, — проговорила она. — Если, конечно, в этой песне поется о твоих собственных чувствах. С другой стороны, все, кто услышит эту песню, будут думать о собственной сладкой сердечной боли. Я уже жалею, что и сама не полюбила кого-нибудь.
Селия долго смотрела на ноты.
— Это неправильно, что твою песню больше никто не услышит, — сказала она. —Она заслуживает большой аудитории.
— Я очень рада, что услышала ее в твоем исполнении, Селия, — заверила подругу Одрианна. — И если только нам четверым довелось услышать ее, меня это устраивает.
— А можно, я оставлю ее у себя и спою еще раз, позднее? — спросила Селия. — И когда тебя не будет рядом, мы будем думать, что ты с нами.
— Эта копия принадлежит тебе, так что можешь делать с ней все, что хочешь. Кто знает, может, как-нибудь вечером я буду напевать песню, а вы и в самом деле будете ее слушать. — Поднявшись, Одрианна по очереди расцеловала подруг. — А теперь мне пора ехать, хотя я бы очень хотела остаться у вас подольше. Леди Уиттонбери устраивает сегодня вечерний прием, и мне понадобится несколько часов, чтобы подготовиться к ее инспекции.
На следующий день после вечернего приема Одрианна зашла к маркизу. Из-за плотного расписания мероприятий сезона она стала реже навещать его, но, когда выдавалось свободное время, она забегала к нему и была вынуждена подробно описывать Моргану вечера и балы.
К удивлению Одрианны, к ним через полчаса присоединился Себастьян. Усевшись рядом с ними в библиотеке Моргана, он слушал, что жена рассказывает его брату.
— Одрианна, ты все так живо описываешь, что мне кажется, будто я тоже там побывал, — заметил маркиз. — Хотел бы я увидеть физиономию Холливелла, когда растопленный воск закапал с канделябра прямо ему на монокль. — Морган так забавно изобразил удивление Холливелла, что все рассмеялись.
— Правда? — спросил Себастьян. — Ты хотел бы его видеть?
Радость Уиттонбери тут же погасла. Братья посмотрели друг на друга с таким видом, что Одрианне показалось, будто она вмешалась в их спор.
— Я спрашиваю потому, что ты противишься каждому намеку на то, что в один прекрасный день ты все это, возможно, увидишь, — объяснил Себастьян. — Доктора говорят, что ты должен попытаться встать, иначе ты можешь не подняться на ноги никогда, но ты отказываешься даже попробовать.
— Если бы я мог встать, я бы это сделал, — отрезал Морган. — А раз не делаю, значит, не могу.
— Нет, так дело не пойдет, — покачал головой Себастьян. — Тебе уже объяснили: если мышцы не напрягать, они не заработают.
— Ты становишься таким же занудой, как наша мать, — огрызнулся Морган. — Я уже сказал ей, чтобы она не навещала меня без приглашения. А тебя мне следовало попросить об этом еще несколько месяцев назад.
— Мне известно, что Кеннингтона и Саймс-Уилверта ты уже изгнал, — заметил Себастьян. — Так что единственный желанный гость в твоих покоях — это моя жена. А поскольку она слишком хороша, ты не можешь вести себя как трус.
Одрианна встала: разговор принимал слишком личный характер. Маркиз начал возражать:
— Нет, пусть он уходит, а ты останься.
— Я никуда не пойду, пока ты не попытаешься встать, — заявил Себастьян.
