Кот сердито глядел на них и шипел, точно раздумывая, не втянуть ли их в себя на манер громадного пылесоса.
Отдышавшись и привыкнув немного к твердой земле, тенехвосты стали подсчитывать свои потери.
— Все пропало, — подытожил Клевер. — Все, кроме Щепки.
— И яйца, — добавил Этан. — Яйца и той черной жижи, которую Таффи туда набрала.
Они прочесывали Сад целых два часа, пока не стемнело, но Таффи так и не нашли.
Глава двадцать третья
ВЗЯТИЕ НАКРАЮСВЕТОВА
На самом краю Зимомира, близ центра Древа, есть водоем. Он не шире деревенского пруда — до его середины можно свободно добросить камень, но глубиной превышает любое земное озеро. Он глубже, чем сон, и его черно-синий цвет напоминает ночное зимнее небо. Говорят, что дна у него вовсе нет. Считается, что в Летомире он питает Большую реку, Ведьмину реку и реку Мечты, а в Середке — Нил, Амазонку, Волгу, Меконг, Миссисипи, Конго, Янцзы, Колорадо и Рейн. Полагают, что именно на берегу Лепечущего Пруда Выдра когда-то поймала Лосося. Она хотела съесть его, но влюбилась в его сонные глаза и блестящую чешую. Лосось, набрав в рот воды из Колодца, оросил ее, и через девять месяцев Выдра родила серебряного мальчика, который много веков спустя вырос в старого мистера Древесного, Творца Миров. Воды Лепечущего Колодца дают жизнь Древу и мудрость тем, кто изопьет из водоема (пока таких набралось не более шести).
Вечный лед Зимомира вокруг Колодца не держится. Он тает, и сквозь него пробивается зелень. Эта ничейная земля, Проталина, отмечает конец (и начало) Зимомира. По ту сторону Колодца льда нет совсем — он уступает место пышной траве Зеленого Ромба, а со стороны Зимомира над Колодцем встает громадный, обледенелый Теневой Утес. На нем-то и расположен Накраюсветов, твердыня волосанов.
Пройдисвет никогда не питал особой любви к волосанам, и за время путешествия через Зимомир его отношение к ним не улучшилось. Мало того, что они обладали всеми дурными свойствами серошкуров — шумливостью, жестокостью и сварливым нравом, к этому следовало еще добавить их двадцатифутовый рост. Они утверждали, что ведут свой род от первого великана, Джона Совиное Зеркало, и аппетитом не уступали своим родичам, а пищу употребляли исключительно мясную. Их отличали драчливость, отвага в бою и громадная силища. Из-за них Рать во время своего перехода по льду несла огромные потери. Только большая численность при сравнительно небольшом количестве волосанов позволила Рати дойти наконец до зубчатых стен Накраюсветова.
Крепость стояла на утесе черной остроконечной глыбой. Ее воздвигали на заре времен, чтобы обозначить границу Зимомира с тремя другими Мирами и преградить дорогу захватчикам. Глядя с ледяного утеса на уцелевшие паровые сани и волчьи упряжки, она всем своим видом говорила: попробуй возьми.
Пройдисвет глядел на нее с крыши «Паники», держась за железные поручни и задирая голову. То же самое делали гоблины и серошкуры. Достигнув цели, они ждали дальнейших указаний Койота, но Койот некоторое время нигде не показывался.
— Да здесь он, хе-хе, — заявил Мягколап. Он один не пялил глаза на грозные укрепления — сидел себе на палубе и ковырял в зубах острым серым камнем. — Он думает, понятно? Замышляет хитрость, чтобы надуть космачей. Эти ворота вот-вот откроются изнутри, и мы спокойненько войдем в город.
— Если он может так запросто войти в Накраюсветов, — сказал лис, — то на кой ему эта Рать и зачем надо было тащиться в такую даль?
— Может, ты и прав, хе-хе, а может, и нет. Может, босс просто не хотел приходить сюда раньше времени. Может, он ждал, когда произойдут какие-то другие события.
— Это какие же? — спросил Пройдисвет, но тут их беседа прервалась.
Волосаны на вершине утеса завыли, заревели, затявкали, и рядом с «Паникой» грохнулось что-то тяжелое. Оно пронеслось по льду, подымая снежную пыль, и врезалось в другие паровые сани. Машина сплющилась в гармошку, и серошкуры полетели из нее в разные стороны, как кегли. Скинутый сверху предмет проскользил еще ярдов десять и наконец остановился.
Пройдисвету показалось, что на тысячу миль вокруг них все замерло — только ветер свистел свою унылую песню. Метательный снаряд зашевелился, встал, отряхнулся и оказался Койотом. Его выкинули из города, как пустую пивную банку из машины. Пошатываясь, он дотащился до «Паники».
— Я гляжу, волосаны не поддались на хитрость, — заметил Пройдисвет. — Придется, похоже, еще по-мозговать.
— Заткнись, — посоветовал Мягколап. — У босса все под контролем.
— С каких это пор? За всю свою долгую бурную карьеру он никогда еще не контролировал все целиком. Что же теперь-то изменилось?
— Изменилось кое-что. Босс сосредоточился по-настоящему. И внимательно следил за мячом.
— Мне думается, я только что совершил страшную ошибку, — сказал незаметно подошедший Койот. Он сел на палубу и спрятал лицо в ладонях.
— Что случилось, босс? — воскликнул Мягколап, но Койот только головой покачал. — Скажи, — настаивал Мягколап. — Мы прошли большой путь и имеем право знать.
— Я не уследил за мячом. Не учел кое-чего.
— Что же это, босс? Чего ты не учел?
— НЕ ЧЕГО, А КОГО! ОН НЕ ПОСЧИТАЛСЯ СО СВОЕЙ ЖЕНОЙ! — грянуло с вершины утеса так, что иначе как заглавными буквами этого не передашь.
— Ой, братец ты мой! — простонал Мягколап. — Только не это.
— Я думал, она умерла, — сказал Койот. — Думал, тот чемпион из Середки — Беовульф[18], что ли? — позаботился о ней. — Он ухватил себя за волосы и яростно замотал головой. — Ох, Бетти, Злюка Бетти! И что я только…
Он не завершил своего вопроса, который, по мнению Пройдисвета, должен был звучать так: «И что я только нашел в косматой вонючей волосанихе вроде тебя?» Койот пригладил волосы, поднял голову к цитадели, и лицо его озарилось нежностью, чтобы не сказать обожанием.
— Бетти! — вскричал он. — О Бетти! Пожалуйста, не злись на меня! Я проделал весь этот путь ради встречи с тобой!
Рать, теперь уже не столь многочисленная, издала звук, который Пройдисвет научился распознавать не так давно — точно триста пил вгрызались одновременно в триста досок или огонь бежал по сухой траве. Это ездовые волки, понимая, что Койот затеял одну из своих хитростей, старались удержаться от смеха.
Над воротами города показалась голова в шапке нечесаных белых волос. Выражения лица не было видно, но тон сомнений не оставлял.
— КОЙОТ ВСЕГДА СЧИТАЛ БЕТТИ ДУРОЙ!
