от пленника резанул Эртория, и он молча, не отпуская из вида перепуганных глаз, подошел ближе.
— Неужели ты, Илларион, надеялся избежать наказания?
— Помилуйте! — Лихорадочно зашевелились губы пленника. — Я ничего не сделал. Это они! Это рыцари Ордена!
Магистр резко отмел жалкие причитания.
— Перестань, ты же знаешь, врать мне бессмысленно.
Некогда ближайший помощник Тироса Иберийского, конечно, это знал, но все равно не мог остановиться.
— Я не убивал! Я не уби…
Резкий удар одного из послушников, прервав вопль, опрокинул связанного Иллариона на пол вместе с табуретом.
Великий магистр сделал еще один шаг и произнес тихим, но проникающим в сознание голосом.
— Не позорься, Илларион. Прими кару достойно, ведь ты был когда-то нашим братом.
Полубезумный взгляд пленника отчаянно заметался по лицам.
— Я не хотел! Они заставили меня!
Эрторию остро захотелось придушить своими собственными руками столь жалкое и ничтожное создание, но он сдержался. Это могли бы сделать и без него, а он пришел сюда не для этого. К своему величайшему сожалению, Эрторий так торопился в этот подвал только для того, чтобы мерзкий предатель и убийца его лучшего друга остался в живых. Тот был нужен ему в задуманной комбинации, и магистр очень опасался, что несмотря на строгий приказ не трогать Иллариона, убийца Тироса Иберийского мог бы не дожить до утра.
Одним взглядом заставив умолкнуть скулящего Иллариона, он задал вопрос, и тон его в этот момент не сулил пленнику ничего хорошего.
— Ты хочешь еще пожить, Илларион?
Не веря своим ушам, бывший послушник Астарты молча уставился на магистра изумленным взглядом, а тот мрачно продолжил:
— Ты заслужил не просто смерть, а мучительную казнь, заставившую бы тебя сполна испить чашу боли. — Данациус испытал легкое удовлетворение от вновь вспыхнувшего в глазах Иллариона ужаса. — Да, заслужил, но я готов дать тебе шанс искупить хотя бы сотую долю твоей вины.
Илларион застыл, боясь спугнуть забрезжившую надежду выжить, а Великий магистр произнес так, словно бы он до последнего глушил в себе жажду справедливого возмездия.
— Ты пойдешь во дворец. Прямо к председателю Священной комиссии Трибунала.
Эрторий замолчал, и Илларион, борясь с собственным страхом, прошептал:
— Я не могу, они убьют меня!
По лицу магистра пробежала страдальческая гримаса — боже, что за идиот, и пленник сразу же осознал, что завтрашняя казнь в любом случае лучше, чем сегодняшняя.
— Дворец ведь в осаде! — Илларион сжался, словно чувствуя, что говорит ненужные слова, но все же добавил. — Меня убьют еще у ворот. А если даже и пустят во дворец, то отправят прямиком в застенки Трибунала, а не к председателю Священной комиссии. Я не…
Взгляд Эртория заставил пленника заткнуться.
— Ты не о том думаешь, Илларион. Запомни, ты жив ровно до тех пор, пока нужен мне. Вот о чем тебе следует задуматься. — По знаку магистра перед пленником поставили стол с чернильницей и бумагой. Через мгновение ему развязали руки, и Эрторий спросил:
— Ты же ведь помнишь почерк прокуратора Исидора Феоклиста?
Не понимая к чему ведет магистр, Илларион утвердительно кивнул, а тот, не меняя выражения лица, удовлетворенно подумал: «Это хорошо». Он знал о способностях всех послушников, сумевших подняться в иерархии братства, и Илларион был не исключением. Умение этого парня копировать другого человека, его движения, походку, и даже почерк, были ему хорошо известны. Возможно, вырасти Илларион в другой семье, он мог бы стать прекрасным актером, и судьба его была бы не столь печальной.
Великий магистр кивнул на разложенный чуть желтоватый лист.
— Пиши его почерком. Господину моему, председателю верховной комиссии Священного трибунала, от слуги твоего, прокуратора Великой армии Исидора Феоклиста.
Илларион начал старательно выводить буквы, а Эрторий продолжил диктовать.
— Сообщаю вам о величайшей беде, постигшей нас. Цезарь Северии Иоанн обманным путем сумел захватить власть в армии и, коварно заманив в ловушку, перебил посольство патриарха и всех слуг Огнерожденного, как Трибунала, так и Ордена. Теперь это исчадие Ариана задумал сокрушить всю церковь Огнерожденного, сманив на путь измены императрицу Феодору. Мне стало доподлинно известно, что презренным Иоанном было передано послание вдове императора, в коем он предложил ей супружеский венец в обмен на головы патриарха, магистра Ордена и членов священной комиссии. Более того, я имею абсолютные доказательства, что данное предложение было принято Феодорой. В это трудно поверить, но этот коварнейший из сынов Ариана сумел соблазнить достойнейшую женщину возможностью признать малолетнего Петра своим наследником с последующим вступлением на трон. Молю вас об осторожности, да сохранит вас Всеблагой Господь!
Закончив, магистр склонился над столом и перечитал написанное.
— Уверен, что почерк не отличить? — Его взгляд впился в глаза Иллариона, и тому даже не потребовалось отвечать.
— Хорошо, тогда ставь подпись. — Он дождался, когда тот закончит, и кивнул одному из послушников. — Печать.
Вырезанная с абсолютной точностью печать священного Трибунала вынырнула из складок хламиды, и ее оттиск, отпечатанный уверенным жестом, появился на исписанном листке бумаге.
Другой послушник, дав высохнуть чернилам, скатал письмо в трубку, и спрятал в кожаном тубусе, а Эрторий, проследив за этими манипуляциями, вновь перевел взгляд на пленника.
— В городе еще осталась ячейка Трибунала, и мы следим за ней. Тебя аккуратно подставят им, и твоя задача всего лишь быть убедительным. Исидор доверил тебе это письмо, потому что других слуг Огнерожденного в армии не осталось. Все казнены Иоанном, а сам прокуратор в момент передачи был уже смертельно ранен. Остальные подробности придумаешь сам, ты, я знаю, в этом большой мастер. Главное не перебарщивай и поменьше ври. Запомни, от того поверят они тебе или нет, напрямую зависит твоя жизнь. — Он подошел ближе и положил открытую ладонь на голову Иллариона. — Если задание не будет выполнено, то поверь мне, ты будешь мечтать о смерти. — Он убрал руку и демонстративно сжал ладонь в кулак. В следующее же мгновение, пленник рухнул на пол, скуля и зажимая живот, словно невидимая сила безжалостно скрутила его внутренности.
Отчаянно задергалось в конвульсии тело, из оскаленного рта потекла пена, а остекленевшие глаза налились кровью, грозя выскочить из орбит. Эрторий позволил себе несколько секунд злорадного торжества, наблюдая за изгибающимся от боли бывшим послушником, а затем вновь разжал ладонь.
— Захочешь предать, вспомни об этом мгновении, Илларион! Твоя жизнь отныне в моей руке.
* * *
Выйдя на парапет крепостной стены, Феодора посмотрела на безбрежную синеву моря и поджала
