недель, и никто не знал, куда он исчез. Его ближайший концерт планировался через месяц, но даже администратор клуба не мог гарантировать, что выступление состоится.
На ресницы опустилась снежинка, большая и пушистая, словно клочок сахарной ваты. Катя машинально смахнула ее рукой и только тогда с изумлением обнаружила: снег пошел. В начале октября!
Сперва над серой улицей, словно притихшей в ожидании снегопада, появилась стайка кружевных пушинок. Их становилось все больше, а потом, мельтеша, они заполнили все вокруг, будто кто-то просеивал над городом муку.
Всего пара минут – и тусклый воздух уже мерцает, белым мазком подчеркнут изгиб дороги, припорошены черные куртки прохожих. Люди спешат, спрятав руки в карманы, и оглядываются, словно снег гонится за ними по пятам.
На долю секунды этот белый пух пробил броню, и Катя слишком близко подпустила к себе мысль, от которой отгораживалась предыдущие недели.
А если Ян не вернется?
Катя так хорошо помнила глаза Яна, когда он говорил: «Я доверяю тебе». Да, она украла его желание. В этом было немного кокетства, немного риска. И много обмана. А что если их новые отношения, по его мнению, похожи лишь на попытку украсть его желание? Выиграть любой ценой? Как тогда она выглядит в его глазах? Достаточно мерзко, чтобы больше не захотеть ее видеть.
Теперь ей предстояло научиться доверять ему.
После всего, что он сделал когда-то.
После стольких лет перерыва.
И при этом никогда не знать, каким будет его следующий шаг.
Готова ли она к такой жизни?
* * *
Ян брел по дороге мимо бесконечной череды крестов и оград.
Нужные могилы он нашел без труда, по высоким золотым крестам, которые, казалось, плавились в лучах полуденного солнца. На фоне черных надгробий ослепительно голубым ковром росли живые цветы.
Маму и брата похоронили рядом.
Кроме отца и Марго, заниматься могилами было некому, но Ян никого из них не мог представить в резиновых перчатках, вырывающими сорняки. Значит, в ком-то – или в обоих – он ошибся.
Ян сел на скамью. Мама на портрете выглядела совсем молодой, а брат и вовсе казался подростком. Было странно и горько осознавать, что Старший уже намного младше его. Еще сколько-то лет – и Ян будет старше матери. Он отвинтил крышку фляги, сделал глоток, вытер губы тыльной стороной ладони.
– Привет, ма. Привет, Старший. Простите, что так долго.
И словно близким людям, с которыми давно не виделся, Ян рассказал о том, что произошло с ним за последнюю дюжину лет.
Фляга опустела – лежала с отвинченной крышкой на скамейке, а Ян все говорил и говорил, пока кресты не потухли.
Тогда он набрал номер Марго.
– Ты передала ему пригласительные? – спросил Ян, глядя в глаза портрету матери.
– Да.
– Вы придете?
Пауза затянулась, и Ян поморщился, словно от боли.
– Да. Мы придем.
* * *
Катин отец сметал с крыльца сухие листья. Замер, приметив незнакомый серебристый «Гольф». Потом рассмотрел водителя – и бросился к воротам.
– Катька! – он сгреб дочку в охапку. – Ну, как ты?! Чего не звонишь? Не пишешь?
– Зато приехала, – Катя крепко обняла папу.
– А мама в школе…
– Не страшно, пап. Я, похоже, надолго.
Запрокинув голову, Катя сделала глубокий вдох. На выдохе изо рта повалил пар.
– Хорошо-то как у вас, пап!..
– Ты осмотрись, надышись, а я пока дрова в дом принесу. Ты ж к холоду, поди, не привыкла.
Катя загнала машину в гараж. Это была папина территория – с дисками от колес, развешенными по стенам, словно почетные грамоты, горками баночек с красками и лаками, коллекцией гаечных ключей, коробок, полных запчастей. Катя рассматривала знакомые с детства мелочи, и все они отзывались в сердце, просили прикосновения. Она заглушила мотор и пошла в дом.
У печки, за шторой, слышалась возня. Громыхнули поленья, хлопнула печная заслонка.
Катя сняла куртку, опустилась на скамейку. В одно мгновение силы иссякли, и все, чего хотелось теперь, вот так сидеть на остывшей кухне родного дома и слушать, как отец возится у печи.
– Мне сны стали сниться плохие, – Катя тяжело вздохнула. – Вроде все хорошо, а сны плохие. Как-то просыпаюсь ночью, не могу отделаться от кошмара, лезет и лезет в голову. Думаю, отвлекусь, новости почитаю. Открываю комп, а там: выбросился, зарезал, сбил… И тошно так… Пап… Я тишины хочу. Хочу, чтобы тишина сводила меня с ума. Чтобы хруст снега под ногами был самым громким звуком. Хочу…
* * *
Ян отложил полено и отряхнул мусор с колен.
Он не хотел оказаться по эту сторону ширмы. Не хотел слушать откровения, которые ему не предназначались. Но шок отпустил не сразу. Кэт… Здесь… Какое-то время он так и сидел, на корточках, перед незатопленной печью. Потом встал, протянул руку к занавеске и в этот момент услышал скрип входной двери.
* * *
– Пап?.. – Катя ошарашено уставилась на отца, который вошел в дом с охапкой дров.
– Вот, сходил за второй порцией… А жених-то где?
Занавеска распахнулась, и Катя увидела Яна. В заношенном гольфе ее отца, в джинсах, выпачканных золой, в кирзовых сапогах. В его отросших, зачесанных назад, волосах, запуталась древесная труха. Сквозь рыжую щетину проступала бледная полоса шрама. Отрасти Ян бороду, сошел бы за лесного бога. Катя едва сдержалась, чтобы не обнять его.
– Что ты здесь делаешь? – ее сердце ликовало.
– Скрываюсь, – уголок его губ едва заметно приподнялся.
Катя расплылась в улыбке.
Возможно, ты не так уж и не хотел, чтобы тебя нашли.
К вечеру печь растопилась, и все разделись до маек. От жары раскраснелись щеки, так что для Катиного румянца нашлось оправдание. Сидя в гостиной за столом напротив Яна, она изнывала от желания дотронуться до него, положить голову ему на плечо, расцарапать свои губы его щетиной. А вместо этого лишь попросила передать хлеб – уловкой заполучила его взгляд глаза в глаза. Взгляд пристальный, жгучий – и короткий: словно за ту секунду Ян успел все понять.
К этому времени Катя уже знала, что Ян приехал в Бешенковичи три недели назад. Собирался арендовать дом на соседней улице, но родители пригласили его к себе: «не чужой, поди, человек». Ян помогал по хозяйству: рубил дрова, носил воду, иногда готовил, растапливая сердце Катиной мамы. Несколько раз выступил в местном клубе.
– Мне потом старшеклассницы проходу не давали: кто такой, откуда, – рассказывала мама, то ли не догадываясь, какие чувства вызывает ее история у непутевой дочки, то ли делая это нарочно.
Как же Кате хотелось оказаться поближе к сельским
