мешках этот гребаный крахмал.
Хмурые бригадиры, успевшие как-то незаметно окружить Степана Денисовича плотным кольцом, молча повернулись к открытым воротам склада. Там, словно вызванный из небытия их взглядами, появился еще один боец – киевлянин из бригады Валеры Вертолета. В руке у него был испачканный белым порошком нож.
– Крахмал, – коротко произнес он, и бригадиры все так же молча повернулись к Степану Денисовичу.
Тарасюк, который уже давно чувствовал себя здесь крайне неуютно, в эту минуту понял, что вот-вот просто обмочится.
– Н-ничего не понимаю, – промямлил он.
– Да тут и понимать, блин, нечего, – спокойно произнес Валера Вертолет. – Ясно, что, раз в документах написано одно, а в мешках лежит эта хреновина, имеет место обыкновенный кидняк. Осталось только выяснить, кто кинул и, главное, кого.
– Я ничего… – начал Тарасюк, но Вертолет не дал ему договорить.
– Китайцам такое кидалово ни к чему, – продолжал он. – Что они, больные – такой скандал устраивать? Их за такие номера ВТО по головке не погладит. Выходит, что кинули не какой-то там Минздрав, а нас с вами. Настоящий груз где-то тихонечко лежит, ждет, когда за ним приедут, а мы, как бараны, мешки с крахмалом таскаем. А порт уже, наверное, оцеплен… Правда, жирная харя? – обратился он к Тарасюку. – Без тебя тут явно не обошлось! Ну, вот что прикажешь с тобой теперь делать? Не знаешь? Зато я знаю. Запятая, дай-ка перо.
Тот с готовностью протянул ему перепачканный крахмалом нож – рукояткой вперед, как заведено меж культурными людьми. Степан Денисович шарахнулся от ножа как черт от ладана, но бригадиры стояли стеной – такие же твердые, непоколебимые, непреклонные, как хорошая кирпичная кладка или даже железобетон.
Московский шоферюга наконец начал соображать, что вокруг творится что-то в высшей степени не то. Как бы он ни относился к украинцам с высот своего великодержавного происхождения, до него, хоть и с большим опозданием, все-таки дошло, что, когда вот такого солидного пузана в красивой форме, при пистолете и прочих побрякушках при большом стечении народа начинают пугать ножиком, это уже не лезет ни в какие ворота даже при том бардаке, который развели у себя на родине охочие до сала и западной демократии хохлы. Сообразив, что к чему, Всеволод Витальевич Паречин тихонько отделился от этого неприятного и небезопасного сборища и бочком, по-крабьи, подался в сторонку. Бдительный Ворона, не оборачиваясь, протянул длинную руку, поймал его за шиворот и аккуратно водворил на прежнее место.
– Стой тут, – приказал он негромко и вполне миролюбиво, – и не дергайся, а то башку откручу. Ты ж нормальный пацан, правда? Ну вот, постой спокойно, посмотри, как у нас в Одессе с козлами поступают.
Паречин послушно стал, где было велено, и стал смотреть, как в Одессе поступают с козлами. Он окончательно запутался в событиях последних суток и уже решительно ничего не понимал, чувствуя лишь, что дело плохо, и не испытывая по этому поводу ровным счетом никаких эмоций, кроме привычного тупого раздражения. Поверить в реальность собственной смерти ему все еще было трудно, практически невозможно, и, вместо того чтобы искать пути к спасению, он просто злился – естественно, молчком, поскольку уже успел сообразить, что сердить «завскладом» Ворону и его приятелей не слишком полезно для здоровья.
Вертолет тем временем аккуратно обтер испачканное крахмалом лезвие о штанину, и оно засверкало в свете прожекторов и автомобильных фар, как узкий осколок зеркала.
– Братцы, да вы что? – пролепетал, глядя на этот опасный блеск, позеленевший Тарасюк. – За что, братцы?
– Твои братцы в овраге лошадь доедают, – поигрывая татуированными бицепсами, дружелюбно сообщил ему Вертолет.
– Кончай волну гнать, Валера, – неожиданно вмешался Костя Шекель. – Что ты тут устроил утро стрелецкой казни? Нас с минуты на минуту вязать начнут, а ты тут с этим мешком дерьма развлекаться вздумал.
Раздался нестройный хор одобрительных возгласов, который смолк, когда Валера Вертолет обвел коллег тяжелым взглядом. Связываться с Валерой никому не хотелось: все знали, что он, как говорится, в горячей воде купанный и полоснуть человека ножом в такой вот момент ему ничего не стоит. Потом, может, и пожалеет, да толку-то?.. Мертвецу от его жалости ни жарко, ни холодно…
– А что, – медленно, сверля Шекеля все тем же тяжелым, нехорошим взглядом, спросил Валера Вертолет, – есть другие предложения?
Костя, представлявшийся девушкам на пляже укротителем змей, а на самом деле являвшийся довольно ловким карманником, наперсточником, карточным шулером и кидалой, под этим взглядом заметно стушевался, но на выручку ему неожиданно пришел Лысый.
– Дырку в этом пузыре проткнуть всегда успеем, – сказал он, спокойно выдержав взгляд повернувшегося на его голос Вертолета. – Ты сообрази, что он – единственный, кто нас может отсюда вывести.
Закаменевшее лицо Валеры понемногу разгладилось, и на нем проступило привычное оживленное выражение.
– А? – сказал он, обращаясь к Тарасюку. – Выведешь, толстый?
– Попробовать можно, – сказал Степан Денисович, который, в отличие от Паречина, хорошо знал, с кем имеет дело, и потому отчаянно цеплялся за любую возможность сохранить свою драгоценную шкуру хотя бы на какое-то время. – Если они нарочно все это устроили, чтобы взять нас с поличным, то ждать будут наверняка у ворот, чтоб машину перехватить.
– Попал Гендос, – тихонько пробормотал Костя Шекель, имея в виду посланного к транспортной проходной на смену Тарасюку Гену Шнобеля.
– Я так думаю, что уходить надо через грузовой причал, – тоном эксперта продолжал Тарасюк. – Там, в штабелях, долго можно в прятки играть. А если что, сиганул в воду…
– И на дно, – сквозь зубы закончил Лысый, которому было жаль бросать одолженный у родственника «КамАЗ». – Бычки, как ни крути, симпатичнее ментов.
– Пузырь дело говорит, – с видимой неохотой согласился Вертолет. – Правда, один раз мы ему уже поверили… И-эх! Дожили, мать твою! Сюда на «лексусе» приехал, а отсюда – вплавь… Тьфу! Ладно, пацаны, делаем ноги.
– Я плавать не умею, – сказал Паречин.
О нем уже успели забыть, и теперь все повернулись к нему с одинаковым, почти комичным изумлением.
– А тебя, браток, никто особенно и не приглашает, – первым нашелся Ворона, который по воле обстоятельств взял на себя роль няньки при этом скудоумном москале. – Ты ж тут не при делах, правильно? Ну, так зачем тебе-то ноги делать? Ты тут останешься, ментов подождешь.
– Я
