белых яблоках кобыле.
Когда табун скрылся за обрывом у края залива, любовники еще некоторое время задумчиво смотрели ему вслед, а после тоже отправились на берег. Спуск находился неподалеку и представлял собой выбитые прямо в земле короткие и высокие, в полметра, ступеньки, без какого-либо ограждения или перил, которые и для Завязина-то заключали определенную опасность, не говоря уже о Любе в ее положении, с большим животом и неуклюжими неповоротливыми движениями. Несколько минут понадобилось им, чтобы спуститься к пляжу, а приблизившись к воде, пара направились вдоль залива по изрытому копытами песку в сторону заходящего солнца.
— Почему ты не спрашиваешь, как я в больницу сходила? — одной рукой держа Завязина, а второй бережно поглаживая круглый живот, с легким укором в голосе спросила Люба.
— Да, кстати, — вымолвил он, вспомнив, что любовница на неделе должна была пройти очередное обследование. — Что сказали?
— Все хорошо… — обронила Люба и замолчала, но, так и не дождавшись больше никаких вопросов, добавила: — Определили пол ребенка.
— Да ты что?! — обратился к ней Завязин. Лицо его озарилось радостью, но какой-то кроткой, настороженной, а в загоревшихся глазах мелькнула тревога. Надежда и опасения вдруг разом овладели им: всей душой жаждал он одного известия и в то же самое время внутренне стал готовить себя безо всякого видимого сожаления принять другое. — Ну и кто же?
— Это мальчик, — зная чаяния избранника, в волнительном предвкушении посмотрела на него Люба.
— Мальчик?! — воскликнул Завязин. Вся его внутренняя борьба пропала, и чистая радость вырвалась наружу; та радость, которую он секунду назад бессознательно пытался сдержать, чтобы она не померкла в случае нежеланного известия и не выдала его разочарования. — Сын!
— Да, сын!
— Сын! — повторил Завязин и, обняв огромными ладонями маленькое лицо Любы, крепко поцеловал ее в пухлые губки.
Влюбленные снова взялись за руки и двинулись дальше по берегу. В умиленной задумчивости неподвижным взглядом смотря на вечернее зарево, Завязин пытался свыкнуться с внезапно обрушившимся на него радостным известием.
— А точно мальчик? — вдруг встревожившись, спросил он.
— Без сомнения, — улыбнувшись беспокойству возлюбленного, боявшегося поверить своему счастью, тепло ответила ему Люба. — Сказали еще, что срок невозможно определить точно.
— И что это значит? — опять насторожился Завязин.
— Возможно, я даже на восьмом месяце, а если так, то роды могут произойти уже в июле.
Завязин напряг лоб и отвел взгляд в сторону.
— Нужно переезжать, Глеб, — остановившись и развернувшись лицом к любовнику, твердо сказала Люба. — В самое ближайшее время.
— Давай подождем до июля, — с мольбой в голосе произнес Завязин, внутренне весь сжавшись в предчувствии протеста возлюбленной.
— Чего ждать?! — громко обратилась к нему Люба. — Я тебе говорю, что, возможно, через месяц уже рожу. Посмотри, у нас же ничего не готово. Нет ни кроватки, ни коляски. Ничего. И денег нет! Зачем за лишний месяц аренды платить?
— Как ты можешь говорить мне про деньги?! — усмотрев упрек в последних словах любовницы, тоже возвысил голос Завязин. — Я оплачиваю твою квартиру, полностью обеспечиваю тебя. Я отдаю тебе бóльшую часть своей зарплаты. Ты не можешь упрекать меня деньгами!.. Да и какая острая необходимость переезжать сейчас, на последних месяцах беременности? Это не самая лучшая затея.
— Как раз сейчас-то и нужно переезжать! А вот когда родится малыш, тогда это действительно сложно будет сделать.
— Что сложного-то? — возразил Завязин, теперь уже вовсе не задумываясь над ходом своих рассуждений, а лишь парируя доводы любовницы. — Сел на машину да переехал из одной квартиры в другую.
— Ты что такое говоришь?! — выпалила Люба, в недоумении уставившись на него. — Если после роддома везти ребенка на съемную квартиру, хоть только на несколько дней, значит, там должна быть уже и кроватка, и вещи. Ты предлагаешь потом это все снова разбирать, перевозить? С младенцем на руках?! Переезжать нужно до родов!
— Пусть до родов, — смешался Завязин. — Я говорю только, давай подождем до июля. Один месяц.
— Чего ждать? — сказала Люба, из последних сил стараясь сдержать подкатившие эмоции, приведшие мышцы ее раскрасневшегося лица в судорожное движение. — Скажи мне, чего ждать?
— Сейчас не время.
— Не время?! Да оттягивать дальше уже попросту невозможно! Посмотри, я скоро должна родить!!! — озвучив эти слова, Люба вновь со всей очевидностью осознала свое положение: лицо ее скривилось от боли, и слезы острой обиды выступили на глазах.
Завязину защемило сердце. Он наклонился, чтобы обнять ее, но она резко отстранилась назад.
— А что, если произойдут преждевременные роды? — скрепившись, чтобы не заплакать, обратилась к нему Люба.
— Врачи сказали, что могут быть преждевременные роды?
— При чем тут врачи?! Это может произойти при любой беременности! Ты понимаешь, что у меня могут начаться роды, а я в это время буду одна?! Одна!!! — устремила она на любовника пылающий яростной злобой взгляд.
«Почему одна? Ты можешь всегда позвонить мне, и я тут же приеду», — хотел было ответить Завязин, но, посмотрев в глаза любовнице, не посмел и только потупил взор.
— Ты понимаешь, что это опасно для ребенка? — с трудом вернув себе самообладание, сказала Люба. — Это сын, Глеб. Твой сын! И он может появиться на свет уже в следующем месяце. Чего же ты ждешь?!
— …Ты права, — склонив голову, вымолвил Завязин. — Я поговорю с женой.
— Завтра же. Ты сделаешь это завтра же!
— Да… Завтра я все объясню ей.
Всматриваясь в виновато-нахмуренное лицо Завязина, взгляд которого был уперт куда-то вниз и в сторону, Люба пыталась заставить себя поверить столько раз уже слышанным ею обещаниям.
Вдруг со стороны обрыва, за который уходила песчаная полоса пляжа всего в нескольких десятках метров левее стоявших на берегу любовников, послышался топот, после чего раздался резкий отрывистый мужской выкрик и выскакали две лошади: серая кобыла с погонщиком в седле, который, маша кнутом и крича во все горло, гнал перед собой галопом пегого жеребца. Увидев, что животные несутся в их сторону, Завязин прильнул к Любе и, бережно обняв ее, почти полностью закрыл своей могучей фигурой. Сотрясая землю мощным вселяющим трепет топотом, лошади пронеслись в считаных метрах от них.
Продолжая держать любовницу в объятиях, Завязин посмотрел на нее: ее лицо находилось совсем близко, всего в нескольких сантиметрах от его.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Да, — тихо выдохнула Люба, смотря на него снизу вверх широко раскрытыми глазами, в которых вслед за уходящим страхом вспыхнуло не менее сильное страстное чувство — они буквально кричали желанием, чтобы он поцеловал сейчас ее.
— Идиот, — повернувшись вслед уже ускакавшим вдаль лошадям, выругался на погонщика Завязин и, взяв спутницу за руку, вновь двинулся с ней по направлению к закату.
Любовники
