Здесь работы всем хватит, ну и нашему ББФОТ конечно. Работа с меньшим числом людей — один из «козырей» бригадной формы, но очень многое должно быть учтено, взвешено, тщательно организовано и продумано. Само по себе ничего не происходит. Надо шлифовать и шлифовать. Жаль, что на многих предприятиях администрация не понимает роли ББФОТ и не создает такого подразделения. Из-за этого страдает Дело. Беседуя с гостями, я набрал множество примеров ошибок, конфликтов, недоразумений, происходящих в коллективах из-за неприятия дирекцией бюро бригадных форм организации труда. А у нас все идет нормально, работаем дальше — дружно и надежно. Освободившись от приема делегаций, я всласть занялся своими бригадами, социальными аспектами их жизни — в особенности. Многое успели оценить, переосмыслить. Понять ОГРОМНОЕ и упорно продолжать работу, как «в старые, добрые времена», когда о Калужском турбинном заводе еще никто в стране не знал, без шума и помпы. К нам валом сейчас валят, а мы понимаем одно: деятельностью завода, реальными успехами и ничем иным сможем доказать всему обществу право на самостоятельность и жизнеспособность калужского варианта. Хотя как-то странно доказывать: более десяти лет все идет хорошо! Знаете, ребята в цехах с такой яростью борются за чистоту и качество бригадного метода, что просто поражаешься. И к ним все внимательнее присматриваются: в последнее время едет много партийных работников и хозяйственных руководителей, умные, глубокие люди приезжают, хотя до сих пор нет-нет да и попадаются визитеры-верхогляды... Советы бригадиров наши действуют вовсю. Гости лезут к ним в протоколы и диву дивятся, но дела все не запротоколируешь. Главное — люди наши, вот они — сила! Знакомые ваши бригадиры передают привет...»
Эпилог. Притча о лежачем камне
Иван Михайлович, директор машиностроительного завода, давний мой знакомый, рассказал мне притчу о лежачем камне, том самом, под который, как известно, вода не течет.
От Ивана Михайловича всегда можно ожидать какой-нибудь байки. Человек с фантазией, юмором, он мог бы стать, вероятно, литератором, сложись жизнь иначе, но стал конструктором, потом главным инженером и вот уже многие годы руководит предприятием. Нас, журналистов, пишущих об экономике, он в шутку делит на «директороедов» и «директоролюбов». Первые, говорит, в кабинет к нему не заглядывают, вихрем проносятся по цехам и отделам и представляются Ивану Михайловичу сплошь хроническими язвенниками. Со страниц их сочинений летят в хозяйственника ядовитые брызги: «Директор обязан был понимать... между тем директор...» В отличие от них «директоролюб» сразу же, минуя прочие кабинеты, вламывается к Ивану Михайловичу, чтобы выразить сочувствие: «Тяжко?!» Заранее известно, что напишет он о каверзах министерства и кознях снабжения, при которых «будь директор хоть семи пядей во лбу...». С журналистами Иван Михайлович дружит и не считает зазорным подтрунивать над нашим братом литератором.
Притчи он обожает и рассказывает их, что называется, со вкусом, никогда не повторяясь. Первую сказочку — про царя, мудреца и архитектора — Иван Михайлович поведал мне еще несколько лет назад. Сам ли ее придумал или услышал где, но суть такова.
В некоем царстве-государстве повелитель приказал архитектору построить дворец. Сроку дал месяц. Пошел архитектор на базар, стал нанимать людей. Тут его стража и схватила, приволокла к главному визирю. «Ты что, — закричал главный, — не знаешь, что никто не имеет права нанимать людей без грамоты повелителя?» — «У меня есть грамота, — ответил архитектор и протянул пергамент, — вот, смотри, здесь сказано, что мне разрешено построить дворец». — «Ну и строй! А нанимать людей тебе никто не разрешал!»
Архитектор пошел к повелителю, но тот был на охоте. Лишь на восьмой день он смог получить грамоту и нанять людей. Начали валить лес. Только застучали топоры, как затрубили рога, налетели егеря, потащили архитектора к визирю-лесничему. Оказалось, что на рубку леса нужна отдельная грамота. А в это время повелитель выдавал младшую дочь замуж, весь двор пировал. И еще неделя пропала. На четырнадцатый день бедный архитектор бросился к властелину в ноги, стал просить грамоту на лес, а заодно и на покупку лошадей, на стекло, на гончарные изделия. «Что тебе еще может понадобиться?» — спросил повелитель. Архитектор подумал и добавил насчет гвоздей, белил, черепицы, смолы и речного песка. Царь был милостив и на все выдал грамоты. Дело пошло ходко, дворец уже подводили под крышу, очень кстати подвернулись заморские купцы с персидским товаром. Архитектор обрадовался, закупил у них партию ковров. Но тут-то его стража и схватила. Приволокли к визирю по заморской торговле. «Ты что, не знаешь, что никто не может торговать с заграницей без грамоты повелителя?» Архитектор не стал спорить, бросился опять к царю.
«Что тебе еще нужно?» — недовольно воскликнул царь. «Я и сам не знаю», — ответил архитектор. Повелитель рассвирепел: «Тогда чего же ты хочешь?» — «Дай мне такую грамоту, чтобы заранее все было позволено. Все, что потребуется». — «Уж не хочешь ли ты быть царем?» — грозно спросил повелитель. До срока оставалось всего два дня, и архитектору уже нечего было терять, кроме своей головы. Он ответил бесстрашно: «Я хочу быть царем в своем деле».
Повелитель подавил гнев, задумался: «Допустим, я дам тебе такую грамоту... Но что, если придет садовник? А за ним лесничий, лекарь, звездочет, стражник, конюший, казначей? И каждый захочет быть царем в своем деле?.. Что же тогда буду делать я?»
Архитектор молчал. Он был только хорошим архитектором, а тут требовался мудрец. Царь пригласил главного мудреца. Тот долго думал, а затем бросился в ноги: «Вели казнить, но не спрашивай такого совета». — «Почему же?» — удивился повелитель. «Не знай! Не знай! И ты получишь все!» — ответил мудрец стихами из Вечной Песни. Царь рассмеялся: «А разве ты сам не хочешь узнать?» — «Государь, я не хочу быть царем в своем деле», — сказал мудрец. Он был настоящим мудрецом.
Эта притча мне очень нравится, и я ее люблю пересказывать знакомым. А придумал ее Иван Михайлович (если сам придумал) неспроста. В тот год завод их, что называется, «сел». Кто-то в чем-то просчитался, где-то что-то сорвалось, и машиностроительному прибавили план. Программа и без того жесткая, взятая «под завязку» задавила и экспериментальный цех, и инструменталку, и лабораторию, и КБ — все жило только планом и работало на план. А у Ивана Михайловича трещал другой план — по новой технике, на выпуск которой завод должен был тогда переходить. Все было уже готово, образцы проверены, оснастка сделана, оставалось переналадить литейку, переоборудовать два конвейера в
