за которую зацеплена лямочка, отрывается «с мясом». Нет, не с моим мясом, а с нитками, на которые была пришита.
Я уже распахнул двери в номер и дёргаюсь внутрь, но его рука, тянущая за лямку, тормозит моё движение.
Не знаю, как так получилось, но мои ноги зацепились за коврик перед входом, и я, поскользнувшись на тряпочном коврике, лечу на пол, а незваный покупатель моей куртки, держась за лямку моего комбинезона, летит вслед за мной.
Да чего там вслед? Грохается на меня сверху, бугай здоровый. Аж, дыхание на секунду спёрло…
В процессе падения… Даже можно сказать, что не падения, а полёта в сторону пола, меня каким-то образом развернуло. Но крепко вцепившаяся в левую лямку моего комбеза, рука кавказца умудрилась стащить с правого плеча и вторую лямку. Я не понял, как это, всё произошло.
Ну как можно было вот так вот в падении развернуться на сто восемьдесят градусов?
Так обычно только кошки падая, разворачиваются в воздухе. Но я же не кошка пока ещё…
Эх, мне бы сейчас один из моих стилетов… Я бы показал этому здоровяку, что в здоровом теле может быть не только здоровый дух, но и здоровый нож.
Но при моём цыплячьем весе борьба в партере с клиентом втрое меня тяжелее — это явно не моё любимое хобби.
Зато я очень быстро соображаю. И вспомнив, что я маленькая девочка, включаю сирену своего голоса на всю мощь девичьего горла:
— Па-ма-ги-те! А-а-а-а-а!
Децибел примерно на двести получился мой дикий крик, переходя в такой же дикий визг.
* * *
Да… Это вам не девяностые, когда на такой крик все очевидцы постараются поплотнее задёрнуть шторы на окнах… И даже не две тысячи двадцатые, когда все бросятся не спасать и помогать, а достанут свои смартфоны, чтобы снять забавное видео…
Это семидесятые годы двадцатого века! Союз Советских Социалистических Республик! Все люди — братья… и сёстры! И все помогают друг другу… Ну, или почти все…
Послышались голоса в коридоре. Распахивались и хлопали двери. Чей-то женский голос громко спросил: «А что случилось?».
Ну, а я что? А я продолжаю свою сирену:
— По-мо-ги-те!
Это усатое чучело уже пыталось встать с меня, но я делая вид, что отталкиваю его, «случайно» крепко держал его за отвороты пиджака… И орал… О, как я орал…
— А-а-а-а-а-а!
Но потом вдруг, кто-то схватил «негодяя» то ли за шиворот, то ли за волосы, и наконец-то оторвал от меня его потное тело. Я ещё лежал на полу, в порванном полукомбинезоне с почти стянутыми с меня шортами и задравшейся на животе футболке, как услышал в коридоре характерные звуки.
Кажется, кого-то бьют.
И я, кажется, даже знаю кого…
Ко мне наклонилась темноволосая женщина. Несмотря на довольно большой нос и тёмные «усики» под ним, лицо её было милым, и очень добрым. С каким-то мягким, кажется армянским акцентом, она спросила меня:
— Что он с тобой сделал? С тобой всё в порядке?
Её руки ласково пробежались по моему телу, она поправила на мне футболку, пыталась приладить на место лямки, комбинезона, но поняв, что одну из лямок «с мясом» оторвали, повернулась к «злодею». Боюсь, что её лицо в тот момент уже не было таким же милым и добрым, как секунду назад.
Усатого кавказца уже держали за руки несколько мужиков разного возраста. На его лице уже стали проявляться следы тумаков от тех, кто поспешил мне на помощь. Но это не остановило эту добрую женщину. С гневным криком: «Негодяй!», она залепила ему такую звонкую пощёчину, что казалось голова его должна лопнуть, как спелый арбуз.
Как всегда на самом интересном месте… Вдруг откуда ни возьмись, появился… Натан, конечно. Ему уже давно пора было появиться. Что-то он слишком долго гулял по ночному Краснодару.
Не раздумывая, продолжаю доигрывать роль маленькой девочки. Бросаюсь к нему с криком: «Папа!», обхватываю его двумя руками, утыкаясь лицом ему в грудь. От всей этой комедии, меня пробивает на смех. Пряча лицо у него на груди, практически до слёз пытаюсь подавить в себе совсем не нужное сейчас «ржание». Видимо со стороны всем показалось, что я горько рыдаю. Да и слёзы выступившие на моих глазах… Всё к месту.
Натан порывался высвободиться от моих объятий, и вершить свой отцовский «справедливый суд» над обидчиком, но я его не отпускал.
Когда появились два милиционера… А быстро тут у них… Короче, их глазам предстала следующая картина: Заплаканная девочка, вся в слезах и соплях, в объятиях рассерженного отца. Злодей-насильник в руках бдительных граждан. И фурия, в виде доброй армянской тётушки, хлещущая злодея по щекам.
Женщину блюстители порядка подвинули в сторону, а вопрос был задан вслух, видимо для всех:
— Что тут происходит?
Армянская тётушка первая стала говорить. Говорила она быстро, вставляя в русскую речь незнакомые мне армянские слова:
— Я всё видела. Этот (незнакомое слово), — указала на усатого и побитого. — напал на эту девочку. Порвал на ней одежду, (незнакомое слово). Повалил на пол. Майку на ней задрал, (незнакомое слово). За грудь хватал…
Я посмотрел на свою грудь. Да… Было бы за что хватать…
В свою очередь, избитый, но всё ещё горячий усач, стал оправдываясь, кричать на армянку:
— Ти что, жэнщина? Что ти говоришь? Не так всё било…
— А вы помолчите, пока гражданин! — оборвал его строгий сержант. — Вам слова не давали.
— Э-э! — всё не успокаивался задержанный…
Но его уже никто не слушал.
— Сколько тебе лет, девочка? — обратился ко мне сержант.
— Тринадцать. — отвечаю я, при этом шмыгнув носом. Получилось очень даже жалостливо…
— Город, ответь восьмому! — это он в рацию.
— Город на связи… — едва разборчивый голос у него с плеча из маленького динамика.
— Пришли группу в Кавказ! Да. В гостиницу. Третий этаж. Попытка изнасилования несовершеннолетней…
— Быр, бр… — неразборчиво из рации…
— Подозреваемый задержан. Скорая? — он взглянул на меня. — Нет, скорой не надо… Инспектора ПДН, прихватите. Надо девочку допросить.
* * *
Да. Поспать сегодня явно не удастся. А возможно и уехать завтра тоже не получится.
Злодея увезли допрашивать в отделение. Армянскую тётушку допрашивали где-то там, за пределами нашего номера. Может, у неё…
Меня стала, в присутствии «папы», допрашивать немолодая сотрудница по делам несовершеннолетних. Я не стал особо ничего лишнего выдумывать. Просто рассказал вкратце, почти всё как было.
— Мы ужинали в ресторане. Потом папа поехал припарковать машину у отделения милиции. Я не знаю у какого. Я в номере была одна. Переоделась и готовилась лечь спать. Ждала, когда
