сельскохозяйственных нужд».
Сенаторам предстояло изучить уровень губернского образования от университетов и гимназий до учительских семинарий, всевозможных училищ и иных начальных заведений, учрежденных Толстым в 70-х годах. Ревизоры должны были определить «степень удовлетворения местных потребностей, в [особенности в среднем] образовании».
Наконец, в области путей сообщения главная цель состояла в «разъясн[ении] недоразумения между» центральным ведомством и городскими властями и земствами. Также упоминалось о необходимости скорейшего устройства подъездных путей к новым железным дорогам и прочим маршрутам внутренней и внешней торговли.
Программа сенаторских ревизий была амбициозной – возможно, даже чересчур амбициозной. Четырем людям (и их подчиненным) поручалось доскональное изучение вопросов, годами обременявших всю систему министерской бюрократии. Вместе с тем подобное предприятие означало некоторую «перезагрузку», указывая на то, что новые лидеры правительства верили, что МВД по силам решить накопившиеся в России проблемы. При известном содействии регулярной министерской бюрократии ревизии вполне могли бы послужить основой обширной законодательной программы.
Сенаторы вполне справились со своей миссией в плане сбора данных. Несмотря на то что собранные материалы так и не удалось изучить в намеченных Лорисом, но еще не учрежденных представительских комиссиях, обсуждение все же состоялось осенью 1881 года – уже после его отставки и утраты им всей власти. Как раз в тот момент Комитет министров учредил комиссию под руководством М. С. Каханова, которой была поручена подготовка нового проекта реформы губернского управления[448]. Материалы ревизий были переданы новосозданной комиссии, однако же новое руководство обратило эти материалы к достижению целей, совершенно отличных от тех, что были намечены Лорисом.
При этом Лорис-Меликов не мог дожидаться для распространения своей «правительственной системы» окончания ревизий или полноценных законодательных преобразований: легитимность собственного его положения требовала немедленных действий с ощутимыми результатами. Глава МВД пользовался небывалым могуществом и при поддержке избранных своих подчиненных (Каханова, Перфильева и прочих), а также в тесном сотрудничестве с Абазой, стоявшим во главе Министерства финансов, в период с августа 1880 по январь 1881 года предпринял целый ряд шагов, направленных на достижение все той же главнейшей его цели – приспособить самодержавие к условиям нового мира [Зайончковский 1964: 235–236].
Трудно оценивать решения, принимавшиеся тогда Лорисом, в силу того, что львиная их доля представляла собой лишь зачатки движения в направлении урегулирования множества вопросов и ни одно из них так и не было вполне испытано на практике. Все прочие политические начинания Лориса затмил поданный 28 января 1881 года проект «конституции», которая так и осталась лишь на бумаге, поскольку 1 марта 1881 года Александр II был убит.
Основные решения Лориса касались структуры МВД, экономики, земств, а также политики в области цензуры и образования. Стремясь обеспечить высочайшее одобрение своих планов, Лорис искусно обходил или вовсе игнорировал коллегиальные процедуры принятия решений и прочие формальности законодательного процесса. Ради достижения успеха Лорису тоже приходилось полагаться на личную власть самодержца, преобразования которой он и чаял. Все принятые тогда решения были рассчитаны на то, чтобы оказать влияние на общественное мнение, что Лорис понимал составной частью того «нового образа» – мысли и действия, – который правительству необходимо было «примерить»; безусловно, подобное намеренное взаимодействие правительства с общественностью распространилось до степени, немыслимой в прежние годы царствования Александра.
С ясностью мотивы Лориса обозначились в сентябре 1880 года, когда он выступил перед приглашенными редакторами крупнейших петербуржских изданий. Как вспоминают участники встречи, хотя министр по-прежнему надеялся на поддержку общественности, он ни в коей мере не потворствовал «либеральному» мнению, как утверждали его недоброжелатели. Напротив, «пресс-конференция» была затеяна Лорисом, в том числе чтобы разбранить журналистов за чрезмерное количество статей о «конституциях», «земских соборах» и прочем; подобные сочинения, говорил Лорис, лишь будоражат общественное чувство, вселяя напрасные надежды[449]. Он пояснял, что как министру внутренних дел ему не было поручено внесение предложения о создании центрально-представительного органа, идею которого он лично в любом случае не поддерживал.
Поддерживал же Лорис усиление уже созданных институций и их «видоизменение, насколько то потребуется» для приведения «в сообразность и гармонию с учреждениями старого порядка» [Там же: 236]. Министр имел в виду, конечно, земские и городские органы самоуправления, а также судебные учреждения. Окончательная их интеграция в структуру самодержавной власти требовала куда больших усилий, нежели простое учреждение формы представительства, как того неустанно требовала общественность. Учреждения же эпохи Великих реформ удастся оживить и интегрировать в продолжение следующих пяти-семи лет[450]. При этом Лорис прекрасно понимал, что любой проект, хотя бы шепотом намекавший на конституционализм или даже самое маломальское ослабление самодержавной власти, будет неминуемо отклонен. Тщетность подобных предложений заранее определялась отношением самого царя, а равно его придворных и высших сановников. Цель заключалась именно в переустройстве самодержавной политики и преображении традиционного идеала министерской власти, не угрожавшем при этом положению Александра. Отсюда следовало, что самодержавный миф требовалось поддерживать настолько долго, сколько будет необходимо для должной институционализации всех нужных для системного обновления элементов.
Главным средством обеспечения устойчивого положения и жизнеспособности самодержавия Лорис-Меликов видел разрешение присущих ему структурных и институциональных проблем. Поэтому он приступил к переустройству ведомственных функций МВД, получив с министерской должностью 6 августа и мандат на объединение полицейского аппарата империи. Так, уже 15 ноября все полицейские силы были окончательно подчинены новому Департаменту государственной полиции[451]. Этим слиянием исполнялась давняя цель Сперанского, которую тот преследовал при распределении министерских функций в 1810–1811 годах: объединение полицейских функций, наряду с отделением полиции, от общего и хозяйственного управления. Вследствие закона от 15 ноября политическая и исполнительная полиция сливались в один департамент с изъятием из его ведения 32 административных функций, распределявшихся между Департаментом общих дел, Хозяйственным департаментом и Земским отделом, лучше подготовленными к их выполнению. В задачи полиции более не входил надзор за губернскими управами, исполнением рекрутских повинностей, старообрядцами, сбором налоговых недоимок, общественными зданиями и прочим.
Новосозданный Департамент государственной полиции подразумевался отнюдь не как очередной узкоспециальный департамент МВД. Напротив, указом 15 ноября полиция превращалась в элитный орган с обширными полномочиями. Лорис открыто продвигал идею элитарности – привлечения лишь наиболее опытных, одаренных и лояльных чиновников, на деле показавших свое «усердие и знание дела». Чтобы привлечь столь компетентные кадры к полицейской службе, Лорис предложил иное штатное расписание, выгодно отличавшее новый департамент от упраздненного III отделения и прочих департаментов МВД. По новому расписанию высшим чинам Департамента государственной полиции причиталось жалованье, значительно превышавшее получаемое на аналогичных должностях в прочих департаментах МВД[452]. Вдобавок к тому в столичном управлении нового департамента была проведена кадровая оптимизация: если в III отделении в Петербурге трудился 71 чиновник,
