Утро было холодное, не обогретое солнцем — в голубоватом небе сквозь застывшие облака не пробивалось ни одного тёплого луча.
Витя, натянув на уши курточку, топая по камням башмаками, надетыми на босые ноги, бежал по безлюдной улице.
Около самой стройки он остановился как вкопанный, потом, прислонившись к столбу, на котором белела дощечка «Школа №2», широко раскрыл глаза и медленно съехал на землю.
На их участке, быстро и ловко постукивая молотками, работали подростки. Все они были в одинаковых костюмах с одинаковыми пуговицами. На врытых столбах вдоль всего забора топорщились их жёсткие чёрные шинели и фуражки.
Подростки работали молча и сосредоточенно. Под их умелыми руками на глазах Вити быстро, как в сказке, рос долгожданный забор.
Витя не любил сказок и не верил чудесам. Но на этот раз он сильно заколебался. Мысли, как стая воробьёв, беспорядочно теснились в его голове. Чёрные шинели и чёрные фуражки на столбах, безмолвно двигающиеся фигуры, таинственный стук молотков и весь пустырь, выглядевший в этот ранний час как необитаемый остров, родили в Вите необыкновенную и великолепную фантазию: «Черноморцы! Молодые капитаны!»
Но из дома, накидывая второпях полушубок, вышел школьный сторож. Ему навстречу от кучки работавших отделился белобрысый паренёк. Витя насторожил слух, но уловил только одно слово: «Земляки…»
Школьный сторож, почёсывая бороду, долго стоял в недоумении. Вите показалось даже, что старик просто был пригвождён к месту таинственным словом, произнесённым молодым капитаном. Молотки, притихшие на минуту, застучали с новой силой.
Но Витя был не из трусливого десятка. Он не желал так позорно отступать, как отступил старик-сторож. Кроме того, вырастающий забор убеждал его в добрых намерениях неожиданных пришельцев. Мальчуган опустил воротник, вытащил наверх и расправил на груди алым бутоном свой пионерский галстук, крепче насадил на ухо бескозырку и вышел из прикрытия.
— Честь имею представиться! Брат моряка Черноморского флота, пионер из бригады Трубачёва, Виктор Бобров, по прозвищу Матрос! — лихо отрапортовал он.
Таинственные «земляки», не отрываясь от работы, сдержанно приветствовали его:
— Здорово, товарищ!
Витя с разочарованием увидел вблизи обыкновенные лица подростков с рассыпанными на щеках веснушками, с живыми мальчишескими глазами.
— Здравствуй, Виктор! — вдруг сказал знакомый ему голос. Белобрысый паренёк, улыбаясь, тронул его за плечо. — Вот мои земляки пришли вам помочь. Они на работу ловкие! Ворота тоже вам поставят. Народ сознательный, компанейский…
Витя глядел ему в лицо затуманенными глазами. И когда его великолепная фантазия рассеялась, он вспомнил всё: торжествующего Тишина, свою бригаду, проигрывающую соревнование, Трубачёва…
Он ещё раз взглянул на выросший забор, и буйная радость охватила всё его существо.
— Да здравствуют Андрейкины земляки! — неистово заорал он, подкидывая вверх свою бескозырку.
Ремесленники весело оглянулись на него, продолжая работу. Витя втиснулся между ними и тоже схватил молоток.
Через полчаса на участок явились все пятиклассники. Они, так же как Матрос, останавливались у входа и широко раскрытыми глазами глядели то на ремесленников, то на выросший за ночь новый забор.
Потом стала собираться бригада Кудрявцева. Ребята были растерянны и, не понимая, в чём дело, беспорядочно толклись вокруг Тишина. Тишин, наклонив голову, медленно обводил глазами ремесленников, прибивавших последние доски к забору на участке Трубачёва.
— Проиграли… — шопотом сказал кто-то из ребят.
Алёша Кудрявцев подошёл к товарищам. Губы его кривились улыбкой, тёмные брови вздрагивали.
— Мы проиграли… — ещё раз сказал кто-то.
Алёша не успел ответить. Часть ремесленников во главе с Андрейкой перешла на его участок и, словно соревнуясь со своими товарищами, застучала молотками.
— Они и нам строят! — удивлённо бросил кто-то из ребят.
Алёша, засунув в карманы руки, пошёл к ремесленникам. Остальные с тревогой глядели вслед своему бригадиру.
— Школа — это дело общее, — объяснил Кудрявцеву Андрейка. — Соревнование не в том, чтоб один на другого зверем смотрел. Соревнование — это для общей пользы. Вот мои земляки и решили — поможем школьникам построить забор. И ты пойми это правильно! Как тебя зовут? Алексей? А меня Андрей. На этом деле мы и подружимся с тобой!
Алёша нерешительно пожал протянутую ему руку. Потом вдруг тряхнул головой и засмеялся:
— Ловко это вы придумали! А я, пожалуй, и рад!
Он вдруг почувствовал, что с его души свалился тяжёлый камень. Нет, он не хотел унизить Трубачёва, он не хотел победы над Васьком Трубачёвым и его товарищами! И этому была глубокая тайная причина…
Вчера Алёша потихоньку унёс из пионерской комнаты дневник Одинцова. Об истории Трубачёва и его отряда он знал только понаслышке. Открыто расспрашивать товарищей о своём сопернике Алёше не приходило в голову — для этого он был слишком самолюбив. Но появившийся в школе дневник разжёг его любопытство.
— Мы будем все вместе его читать, — обещала школьникам Елена Александровна.
Но Алёша не хотел вместе со всеми слушать эту историю, он всегда делал вид, что она его нисколько не интересует. Вчера, улучив момент, когда ребята были заняты на работе, он проскользнул в пионерскую комнату и унёс дневник.
Медленно переворачивая страницу за страницей, он проникался глубоким волнением за всех, о ком с такой любовью писал Одинцов. Алёша не успел дочитать до конца эти страницы, но, засыпая, он видел перед собой Трубачёва, он стоял с ним рядом, он торопился исполнять его поручения, он признал его своим командиром…
И теперь, разговаривая с Андрейкой, чувствовал облегчение и радость оттого, что он больше не является противником Трубачёва.
Андрейка тоже радовался:
— Вот и хорошо, что ты сознательный! Васёк ведь ничего не знал, я земляков секретно привёл!
Успокоив своих ребят, Кудрявцев вместе с Андрейкой сделал на бумаге чертёж красивых ворот. Обсуждая этот чертёж с ремесленниками, он сказал:
— Надо Трубачёва спросить. Как ему — нравится или нет? А для директора пусть сюрприз будет!
Бригады вдруг слились вместе, дружно захлопотали.
Во втором этаже из окна учительской глядел директор.
— Чуть свет пришли, — шептал за его спиной Грозный. — Я вышел — батюшки мои, забор ставят! А вот тот курносенький железнодорожник — важный паренёк такой… Это, говорит, мои земляки, помогать пришли…
Леонид Тимофеевич вынул носовой платок, протёр очки:
— Вот и мы с тобой, старик, за наш труд получаем награду. Да ради одного этого можно всю жизнь ребятам отдать!
— Уж меня и то за сердце взяло, — покачал головой школьный сторож.
В раскрытое окно донеслись шумные голоса, дружная команда.
— Столбы на ворота ставят, — выглянув, сказал директору Грозный.
