рабыню сквозь пальцы, ее не слишком нагружали. Я боялся, что Сейе это не понравится. А надо было держать под замком! Кто мог предположить, что одна глупая рабыня может намотать такой безобразный клубок? Индат должна была выкрасть этот проклятый адресный чип — единственную улику, которую можно было бы предъявить. Но покои моей жены были закрыты для нее с тех пор, как Сейя застала эту дуру у галавизора. Мы с Брастином собственноручно перерыли покои, но не нашли ничего. Разве что Сейя вновь спрятала в саду. Но сама она едва ли смогла бы сделать это незаметно.
Описания Индат были вполне однозначны — нарочно такие подробности выдумать невозможно. Опир Мателлин. Но все равно что-то не складывалось. Вынюхивать — это в порядке вещей. Но похищение моей жены — крайне глупый неосмотрительный шаг.
В портовых сводках Брастин разыскал, что сегодня утром Опир Мателлин прибыл на личном крейсере. Значит, он тоже покинул Сион следом за мной. Понимал, что я не стану бездействовать? Это показательно… Я хотел посмотреть в лицо Опиру Мателлину. Вместе с тем очень смущала странная многоходовка с влюбленной рабыней. Чтобы Опир стал играть чувствами рабов и ставить на это? Кажется, до такого не додумался бы даже мой отец.
Голова гудела. Казалось, я нахожусь в самом центре урагана, и вокруг меня с ошеломительной скоростью проносятся обрывки фактов и предположений, которые я никак не мог соединить в единое целое. Я сходил с ума и очень боялся совершить очередную ошибку. Но и бездействие — ошибка. Решение должно оказаться простым. Очень простым. Я это чувствовал.
К дому Опира Мателлина я прибыл к полудню. Меня встретили на парковке, проводили в одну из приемных. Предложили кофе. Было очень кстати — вторая почти бессонная ночь давала о себе знать. Но ко мне никто не спешил выходить, и начало преследовать отвратительное ощущение дежавю. Вновь ожидание непонятно чего. Но когда все же открылась дверь, я увидел совсем не того, кого ожидал.
Ирия вошла степенно и плавно. Не сводила с меня пустых глаз. Давно я не видел на ее лице такой незамутненной радости. Впрочем, я предпочел бы вовсе не видеть ее лица. Я поднялся навстречу:
— Госпожа…
Она улыбнулась еще шире:
— Какая неожиданность, ваша светлость. Вы украсили мой день.
Глубокий поставленный голос представлялся змеей, которая обвивала вокруг жертвы свои кольца. Ирия присела в кресло, и я последовал ее примеру.
— Я жду вашего отца. Мне сказали, он примет меня.
Она кивнула, хлопнув черными ресницами:
— Да, нужно немного подождать. А пока я составлю тебе компанию, Рэй. Если, конечно, ты не против.
— Разве я могу быть против?
Я не хотел ее ни видеть, ни слышать. Тем более, сейчас. Я едва мог усидеть на месте. Но приходилось терпеть ее красноречивые взгляды. Сейчас они казались особенно смелыми. Я все время смотрел на часы и понимал, что теряю время. Минуту за минутой. Я старался не думать о том, что сейчас происходит с моей женой. Воображение не предлагало ничего хорошего.
Ирие тоже подали кофе, и она грациозно удерживала чашку двумя пальцами. Поглядывала из-под ресниц, как мне показалось, с нескрываемым превосходством.
— Мне кажется, или ты чем-то расстроен?
— Тебе кажется.
Она с пониманием кивнула:
— Ты же знаешь, мне всегда хочется смотреть на тебя пристальнее, чем на других.
Я выдохнул:
— Ирия, прошу. Сейчас не время.
Она подалась вперед:
— А когда время, Рэй? Я только и слышу со всех сторон, что нужно подождать. Я уже не так юна, чтобы ждать. К тому же, есть такой риск опоздать… Я уже вполне созрела для того, чтобы что-то сделать самой. А видеть тебя здесь, пусть и так… Ведь ты пришел не ко мне. Но ты даже не находишь нужным извиниться.
— За что?
— За то, что оскорбил в прошлый раз. Обещался, но не пришел. А я ждала…
Я понял, о чем она говорит, но сейчас все это было такой мышиной возней, что не заслуживало и крупицы внимания.
— Это было обещание моего отца. Не мое. — Я поднялся, не в силах это выслушивать. — Ирия, прошло столько лет.
Она тоже порывисто поднялась:
— Ну и что? Есть вещи, над которыми время не властно. Над моей любовью. Рэй, надо мной потешается весь двор. Ты сам все прекрасно знаешь.
Я покачал головой:
— Мне жаль, но я не люблю тебя. И ты это знаешь.
Она приблизилась на шаг, заглянула в лицо:
— Потому что любишь другую?
Я ответил не сразу, и она это уловила:
— Я этого не сказал.
Ее губы скривились дугой:
— Зато я услышала. Я не терплю, когда так со мной. Это очень больно, Рэй. Очень. Может, когда-нибудь поймешь…
Это было невозможно. Я отстранился, меня уже глодала очевидная догадка:
— Где твой отец?
Ирия повела идеальными бровями:
— Кажется, на Сионе. С делегацией. Мне жаль. Отец сумеет меня понять.
Она развернулась и пошла к выходу. Прямая, с гордо поднятой головой.
— Ирия!
Я кинулся следом, но тяжелые двери приемной уже отсекли пространство и были прочно заперты.
Какая глупость.
Ирия.
70
Голова была мутной. От любого малейшего движения к горлу подкатывал ком. Металлический привкус во рту и невозможная сухость. Все болело. Будто меня долго и нещадно избивали, а теперь острая боль утихла и отдавалась мучительной ломотой. Закрытые веки казались налитыми, отекшими, тяжелыми. Я не находила в себе сил открыть их. Может, это был страх, а не слабость. Я понятия не имела, что увижу. Лишь понимала, что лежу на чем-то мягком. Прислушивалась, больше всего боясь различить мерный густой звук двигателей, боялась, что меня увозят. Тишина. Но в ней было не много определенности. Я не имела ни малейшего понятия, сколько времени пролежала без сознания. И не было ни одной догадки, где нахожусь.
Особо ничем не пахло, скорее, было достаточно комфортно и свежо. Даже чудились звуки листвы, легкий ветерок. Я понимала одно — это не то туманное место, где я была. Я прислушивалась, пытаясь уловить чужое присутствие, но предпочла бы оказаться в полном одиночестве. Чтобы осмотреться. Чтобы хоть что-то понять.
Я какое-то время лежала без движения, наконец, решилась открыть глаза. Закрыла снова, замирая. Вновь открыла. Я сразу узнала это место — Кольеры. Я лежала на диване посреди сепары. Приглушенный свет, проекция лиственного леса на
