Он приподнялся и огляделся — ауди никуда не делась, а вот Демьянцева вблизи не наблюдалось. Лида и мужики столпились вокруг, Михалыч вытаскивал очередное ведро с водой из колодца…
— Хватит, спасибо, а где этот… боксер? Куда вы его дели?
— Мужики в омшанике заперли, Алексей Юрьевич. Не били, — суетилась Лида, пытаясь приподнять его за плечи с мокрой травы: — Пойдемте, прилягте вон хоть в гамаке.
— Отойди, дай я, — проворчал Иван, рывком поднимая Алексея на ноги, от чего у того в голове тюкнуло, будто молотком.
— Во дурак… куда ты дергаешь? — схватился он за голову, пережидая боль, а потом потянулся к ведру с водой. Вылил ее на себя одним махом и попросил всех сразу: — Не лезьте к нам, дальше я сам с ним… Доедайте и — по домам.
Следовало поговорить спокойно, разумно и постараться быть убедительным. Нужно сделать все, чтобы обезопасить Ксюшу. Что-то Алексей запереживал — Демьянцев явно был неадекватен.
Так же, весь мокрый, он потихоньку пошел к омшанику — просторной пещерке, вырытой в склоне холма, поросшего деревьями. Еще по зиме в дальнюю ее стену были заложены брикеты речного льда и прикрыты мощным пенопластом. Летом лед ощутимо отдавал холод и здесь до транспортировки хранили в оцинкованных бидонах свежевыкачаный мед, несколько раз снимая с него пенку.
Прислушивался по ходу к ощущениям — голова будто бы не кружилась и в глазах не двоилось. Челюсть только ощутимо побаливала и в висках бухало, но это ладно…
Демьянцев сидел на скамье, облокотившись на стол и внимательно смотрел, как он входит в помещение.
— Можешь уезжать, ребята слегка перебдели. Мотай, — разрешил ему Алексей.
— Я знаю, что это был ты — «таксист» хренов, — почти спокойно заключил Демьянцев, — и про «Сюиту» тоже знаю и номер люкс.
— Раскололась дурашка? — тяжело вздохнув, кивнул Алексей: — Не гони на нее и ко мне больше не лезь — все вышло случайно. Она не в себе была, знаешь…? Так… как в другом измерении. Могла и под машину попасть, и на иглу напороться, и на групповуху… да куда угодно — там «потенциальная жертва» на лице было…
— А напоролась на тебя, — перебил его, играя желваками Демьянцев.
— А я и не оправдываюсь. И ответить могу адекватно, если что — в десанте служил, не ожидал просто… — присел Алексей за стол и попытался объяснить:
— Я отвез ее в свой номер, налил бокал коньяка, чтобы перестало трясти и оставил там. Сам вырубался после Ленкиных похорон, как вареный был, так что искать ночлег где-то еще не стал — лег с краю, когда увидел, что она уже спит. А потом ночью ей то ли приснилось что, то ли забоялась во сне… приползла ко мне под бок за защитой или просто по привычке… Не получилось у меня спокойно отстраниться, так что вина целиком на мне. Просто так вышло — ей плохо, да еще и сильно спьяну, мне крайне херово… Не знаю — зачем она тебе призналась. И кто довел ее до невменяемого состояния, тоже не в курсе. Но и с ее, и с моей стороны это был акт отчаяния. Спасались мы так, Демьянцев. Я — понятно после чего. А Ксения… тебе виднее.
— Мстил так, получается? — скучающе выяснял адвокат.
— Нет, — удивился Алексей, — случайно встретились. А теперь — вали. И жену свою постарайся понять: ты, мразь, ребенка у нее отнять хотел, с замужней бабой месяцами крутил на виду всего города и не надо о нас с ней — речь о вас. Даже если… она имела бы полное право, а ты просто идиот — у вас Яна!
— И Яну ты знаешь, — устало заключил Демьянцев.
— Да, знаю. Ездил, смотрел на них, собирался грамотного адвоката напрячь, чтобы защитить от вас, таких многомудрых. Выяснял — стоит ли делать это? Может она мать никакая. Ну и насмотрелся…
— Мы с Ксенией развелись год назад — из-за тебя. Она во всем призналась, — встал гость и двинулся на выход: — Счастливо оставаться.
— А я хоронил. И что-то мне подсказывает — к Ленкиной смерти, к ее состоянию тогда и ты руку хорошо приложил. Разницу чувствуешь? Ты зачем приезжал вообще? Уточнить подробности? Спустя год? Подвержен мазохизму или все же жалеешь о семье? Правильно жалеешь…
Демьянцев постоял напротив и помолчал, жестко сцепив зубы и вглядываясь в его лицо, будто решаясь на что-то. Алексей подобрался — закаменел пресс и напряглись мышцы спины, сами собой сжались-разжались кулаки… Драка? Да пожалуйста! Он и сам уже не против… достал мудак своим высокомерным снобизмом.
Но Демьянцев так и не решился… на что бы там он ни решался, а пошел к двери. Алексей вышел вслед за ним и молча смотрел, как тот уходит к машине — по траве, мимо колодца… Ауди завелась, постояла еще немного и тронувшись с места, скрылась за деревьями.
А он развернулся, сходил к домику за свежей одеждой и пошел в душ. Народ к этому времени разошелся по домам, его окрошка с выдохшимся квасом и плошка со сметаной стояли на столе, там же лежал шмат хлеба, а вот Лидии поблизости не наблюдалось. Они недавно сошлись с Иваном и тот ревниво отслеживал свою женщину. Алексей был рад, что устоял тогда, включив ум. А с Ксюшей вот не смог, хотя и понимал, что не нужно бы.
Несмотря на нешуточную усталость, ночью не получалось уснуть. Думал… Как и собирался когда-то, после Новогодних праздников он завел постоянную любовницу. Держался-держался, а потом плюнул, навел справки, а дальше подписал в агентстве договор об оказании интимных услуг. Но как только конкретное и вполне симпатичное женское тело стало доступно, потому как оплачено, тяга к нему пропала напрочь. Что-то не то было у него с головой… потому что тело как раз-таки очень настойчиво требовало своего. Оплатив незначительную неустойку, Алексей опять перебивался случайными знакомствами, но случалось это все реже и реже. Отсохнет же… думалось иногда с тоской. Просто отпадет за основной ненадобностью!
Иногда думал, что зря упустил Лиду. Симпатия между ними была и к ответственности за семью он давно готов. И родить ему она смогла бы. Хотелось уже если и не любви, то хотя бы регулярного секса, уюта, постоянства, своего угла — не гостиничного номера и не пустого дома, а настоящего, полного народом.
А сейчас все его мысли занимала Ксюша. И та — на детской площадке с маленькой, по младенчески пухленькой и забавной Яной. И потом — сонная и теплая домашняя девочка. Как дальше выяснилось — жаркая и жадная до ласк женщина, отчаянная… может потому, что на рывке тогда, эмоциональном надрыве? Что-то же толкнуло ее на такой отчаянный шаг? Стало невыносимо терпеть или больно знать? Хорошая девочка, и ему было с ней хорошо — накручивал он себя, нагнетая непонятное напряжение. Внутри будто собиралась тугая пружина, готовясь распрямиться и дать ускорение чему-то, как спусковой механизм пуле. Решению? Настоящему, судьбоносному и обязательно — хорошо обдуманному и взвешенному.
А почему — нет? — вскочил он и босиком, в одних трусах вышел в ночь, глубоко задышав посвежевшим ближе к утру воздухом.
Где-то там живет удивительная девочка — чувственная, красивая… блин! И не дурашка она — дурочка. Ну зачем призналась? Мужику такого не вынести — он отлично понимал ее мужа. Жила бы и жила… А она сказала — честная душа. Он нечаянно полнился восхищенным уважением, трепетом каким-то — бывают же такие! Чистые, честные.
