и Маше с Керту ещё и знак этот культурный министр Культуры вручил, ну а Высоцкому — медаль «Дружбы».
Нужно было видеть лицо того КГБиста. Он ведь уже пасквиль в Москву отправил! А тут такое. Дурак — он и есть дурак. Снимут и отправят на Кушку, песок проверять на благонадёжность. На Фурцеву тоже стоит посмотреть: из бледной бабушки за пять минут действа превратилась в твёрдого ленинца и бойца. Умеет же переобуваться.
Событие пятьдесят третье
Нет пророка в своём Отечестве,
Неуютно пророку в нем.
Сумасшедшим по клетке мечется
Тот, кто знает — куда идём.
А ведут нас слепцы Великие
По дорогам Великих снов.
И какие-то крики дикие
Из передних слышны рядов!
Владимир Асмолов — великий поэт. Сейчас в армии, наверное. Может, отыскать? Хотя, пусть станет студентом. Студенчество — лучшая пора. Зачем лишать? Да и не о нём речь. Речь о себе любимом. Хреново встретила Москва. И не дождь тому виной — ну дождь и дождь. Прямо к трапу подкатил чёрный ЗиЛ-111, а за ним и его предок — ЗиС-110. К добру ли? Из машин вышли четверо в штатском. И не качки, так — крепыши. Они умело оттеснили в сторону Фурцеву и Петра и, ну, надо же, того самого КГБиста из посольства. Значит, всё плохо. Пётр сорвал захват крепыша и шагнул к самому взрослому из встречающих.
— Что с дочерьми? Их куда? — крепыш попытался снова ухватить его за рукав.
Неучи. Пётр легко снова сорвал захват — всё же несколько лет самбо занимался. И сам, шагнув чуть назад, сделал заднюю подсечку рыпнувшемуся оппоненту — и не стал страховать. Грохоту-то было! Все аж присели. У идиота оказался взведённый, не на предохранителе, пистолет в кармане штанов. При падении крепыш его задел рукой. Бабахнуло. Пуля прострелила хозяину ногу. Двое других крепышей выхватили свои пукалки.
— Стоять! — заорал во всё горло Старший — тот, к кому и обратился Тишков.
— Леонов, Шоев, окажите раненому помощь. Оружие сдать. Удостоверения тоже. Будете разжалованы в рядовые. Пётр Миронович, Екатерина Алексеевна, простите меня. Взял для вашей охраны идиотов. Вас приглашает в Кремль товарищ Суслов. Дочерей отвезут в гостиницу «Россия», там вам снят двухкомнатный номер.
— Для охраны? — Взвизгнула Фурцева. — Да вы знаете, что я член ЦК партии и министр?
— Можете не устраивать здесь митинг? Люди кругом. Екатерина Алексеевна, Суслов Михаил Андреевич хочет с вами поговорить. Расспросить о визите в братскую Кубу.
— Я с этим дураком никуда не поеду, — Пётр ткнул пальцем в работника посольства. Неудачно ткнул. Тоже нервы. Попал в глаз.
Опять вой, крики и катания по земле. Повеселились. Подошёл Высоцкий и стал плечом к плечу. Рядом и Керту возникла. Где-то училась, Пётр и не знал. Последовала «вертушка». В карате подобный удар называется уширо маваси. Всё, враги повержены, старший КГБшник лежит в отключке на бетоне. Опять завопила Фурцева. Двое ещё не поверженных конторских бросили раненого товарища и кинулись к начальнику, но боком, стараясь не оказаться в пределах контакта с тремя агрессорами. Не получилось — одному врезала-таки эфиопка. Лоу-кик, получил по голени. И этот катается.
— Керту, мать твою. Остановись. Люди на работе.
— Они арестовать Петру?
— Нет. Проводить. Торжественная встреча. Караул.
— Карош.
Старший конторский очухался через пару минут. Мутным взглядом обвёл поле боя. Трое катаются по земле и стонут. Голень, скорее всего, сломана — ведь негритянка в берцах.
— Екатерина Алексеевна! Вы что, с ума тут все сошли? Вы понимаете, чего наделали?
— Смешно, — это Высоцкий пробудился от ступора.
— Товарищ Тишков, давайте успокоимся.
Поздно. Все пять певиц окружили, плюс дочери — Маша даже пнула одноглазого. И со всех сторон бежит народ, в том числе и милиция.
— Не знаю, как вас зовут, и кто вы по званию, но думаю, поездки в Кремль не будет. Давайте мы с Екатериной Алексеевной завтра подъедем к Михаилу Андреевичу. А то ведь я сейчас скажу милиционеру, что вы стреляли в члена ЦК, а все эти люди это подтвердят.
— Не посмеете.
— Товарищ капитан, подойдите сюда.
— Да провалитесь вы! Леонов, Шоев, раненых в машины. Уезжаем.
Сказали — уезжаем, и уехали. И это КГБ! Лучших ведь в «девятке» держат. Семичастный рассердится. А Суслов?
Суслов через три часа позвонил в номер.
Пётр ждал. Даже раньше ждал.
— Алло. Пётр Миронович Тишков? — голос немолодой и усталый.
— Да. Слушаю вас.
— Сейчас будете говорить с Михаилом Андреевичем Сусловым.
— Пётр Миронович, что вы устроили в аэропорту? — а голос-то весёлый.
— Предотвратил покушение на члена ЦК и министра культуры товарища Фурцеву Екатерину Алексеевну. Какие-то подозрительные люди пытались по ней стрелять, но я и мои певицы вступились за Екатерину Алексеевну, и покушение не удалось. Неизвестные, воспользовавшись всеобщим замешательством скрылись, — ну а что ещё говорить?
— Вы серьёзно?
— Конечно. Люди были не в форме, документов не показали, даже не представились. Для работников спецслужб слишком низкая подготовка. Вообще нулевая. Одна девица всех раскидала. Скорее всего, американские шпионы — хотели сорвать подготовку к празднованию 50-летия Советской власти, — ого, закатил шар!
— Наслышан о вас. Странный и непростой вы человек. У вас ведь и десяток свидетелей есть?
— Происшествие наблюдало несколько десятков человек. Все подтвердят несуразность действий шпионов. Плохо их американцы подготовили.
— Вы думаете, это смешно? — вот и злость в голосе. Зачем?
— А вы, Михаил Андреевич, готовы доверить свою жизнь этим людям? Ладно — в разведку. Просто по парку не боязно гулять?
— Завтра за вами в десять утра заедет машина. Шофёр представится. Он из девятого управления. С ним и товарищ Фурцева будет. Негритянку не берите. Спокойной ночи, — гудки. Ничья. Пока.
— Вика, беги на почту и отбей телеграмму дяде Пете. Срочно нужен здесь. Ближайшим самолётом.
Событие пятьдесят четвёртое
Нежная Правда в красивых одеждах ходила,
Принарядившись для сирых, блаженных, калек.
Грубая Ложь эту Правду к себе заманила —
Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег.
Фурцева всю дорогу молчала, даже на приветствие ответила только кивком. Не очень хороший знак — ведь лучше информирована, наверное. «Чайка» утробно рычала. Внутри было прохладно, работал кондиционер. Пётр сидел в этом советском лимузине в первый раз. Спереди, как обычно, диван. Панель из дерева — может, и красивого, но в сочетании с велюром дивана смотрится дико. Руль, как у «Волги», тонкий и большой.
