газеты «Вестник» Юрий Владимирович Волчок. В такой дыре, как это Жупеево, журналист — нечто похожее на пришельца с Сатурна. Этот писака набился в их компанию, чтобы осветить бьющую ключом школьную жизнь. С писаками надо дружить, поэтому пришлось брать с собой это тело и везти в Жупеево, а тело взяло и нажралось до поросячьего визга. И когда только успело. Вот же бред, позорище и ещё от него воняет.
Сняв с люстры штаны Сквозняк кое-как влез в них, но скривился от жуткого храпа соседа по помещению. Тут в голове штормит, а этот выводит рулады, как трактор. Сквозняк грубо пихнул соседа, чтобы тот прекратил издавать раздражающие звуки. Тело прекратило храпеть, почмокало губами и открыло глаза, которые кроме мути ничего не выражали. Сквозняк, как мог, мило улыбнулся в эту помятую рожу — он же вежливый и воспитанный человек. Тело попыталось изобразить ответную улыбку, но вместо неё получилась слюнявая гримаса клинического дебила. Ещё и улыбается — подавил отвращение Сквозняк — я думал, это человек, а он журналюга!
Журналюга стал хрипло просить ближнего своего проявить душевную щедрость в виде стакана воды:
— Трубы горят, — хрипел писака. — Дружище, не дай пропасть душе грешной — дай, пожалуйста, стаканчик водички. Язык сухой, как песок в пустыне.
Фу, капец мне.
Сквозняк с трудом подавил желание сообщить журналюге, что его серые друзья где-то недалеко от Тамбова весело доедают в овраге кобылу, но, поискав глазами по столу, нашёл большой пакет, в котором обнаружил несколько бутылок с минеральной водой и пару бутылок коньяка. Здесь же в пластиковых лотках находилась и закуска в виде мясной и сырной нарезки. Есть не очень хотелось, так как пузо хорошо набито вчерашними яствами. А вот пить хотелось самому, да и журналюгу надо спасать, а то загнётся.
Пристально посмотрев на коньяк, который оказался весьма приличным, Сквозняк произнёс: «Я мзду не беру. Мне за державу обидно», но при этом ловко открутил пробку одной из бутылок. Набулькав грамм пятьдесят напитка в стакан он медленно принял содержимое стакана на душу. Закусил чуть подсохшим бутербродом. Чуть погодя повторил. Если первая порция коньяка, вопреки пословице, зашла соколом; то вторая зашла просто замечательно, прямо как вчера. Тут и память вернулась о том, что произошло вчера. А вчера случилось обильное возлияние и обжорство после первого этапа фестиваля. Безобразие, конечно, но вкусно! И чего это мы так расчувствовались? А с того, что столько вкусного предлагалось попробовать на зуб. Прежде чем вспоминать о прошлом, надо подумать о настоящем: привести в порядок помещение и соседа привести в божеский вид, а то сегодня уже совсем скоро надо опять тащиться в эту проклятую школу и оценивать их поделки. Сосед и товарищ по несчастью в божеский вид сам пришёл, когда выхлебал соточку коньячка. Журналист не стал паскудить напиток, запивая его соком или минералкой. Даже закусывать не стал. Наверное, он алкозависимый — решил Сквозняк, глядя на журналюгу. Пишущая братия сплошь алкаши. Глаза журналюги после соточки коньяка мечтательно закатились, а на лице растеклась расслабленная и немного дебильная гримаса, как будто на него снизошли звуки небесных сфер.
Мудрый папа Леопольда Львовича говорил: «Беги Леопольд от глупостей, предрассудков и остерегайся плохих девочек. Они тебя обязательно нагонят, но ты должен избегать их. И никогда не надевай грязные труселя и дырявые носки. Вдруг тебе придётся раздеться перед симпатичной девочкой!» Наверное, папа Юрия Владимировича такого не говорил сынку, вот тот и щеголял сейчас в носках с дырками, что раздражало Леопольда Львовича. Зато Юрик Волчок предпочитал действовать: кто-то добывает информацию, кто-то просто её поглощает, но есть и такие, кто предпочитает действовать даже с дырявыми носками.
— Благодарю покорно, — кивнул Волчок своему соседу по номеру. — Буду должен за своё спасение.
— Я не беру плату за свои добрые дела, — пожал плечами Сквозняк.
Львовичу было бы лучше ощущать себя, если бы сосед молчал и не распространял дурные запахи. А ещё бы лучше, если бы сосед пошёл куда-нибудь, там потерялся и не вернулся.
Спасённый от погибели Волчок внимательно рассматривал дырки на своих носках, и его с бодуна потянуло пофилософствовать:
— Жили на Земле люди, и не было у людей счастья. В глазах у них стояли слезы. В сердце у них поселился ужас. А хорошо мы вчера погудели!? Да, коллега?
Сквозняку, которого записали в коллеги, хотелось ехидно задать встречный вопрос о том тяжело ли жить не по-человечески, а по-свински, но он вовремя одумался. Можно обмануть друга, можно перехитрить врага, но самого себя не проведешь — злоупотребили они вчера всем коллективом знатно!
Выглянув в окно, он увидел, что день выдался на удивление солнечным и, наверное, тёплым — ни тебе тучек на небе, ни ветерка. Кстати, о коллегах. Сквозняк точно помнил, что с ним приехали две серенькие тётки из министерства и одна необъятная дама, работающая в городской администрации — в управлении образования. И где они сейчас? Имён тёток Сквозняк не знал, да и знать не хотел. Он про себя называл их Длинная и Короткая, а местную даму Толстая. Тётки существовали при нём для мебели. Главная задача Длинной, Короткой и примкнувшей к ним Толстой состояла в том, чтобы делать то, что велит начальник отдела, великий и ужасный Леопольд Львович — человек с исключительно активной жизненной позицией и с чертями в голове. Дамочки трепетали перед ним, как лист на осине. Они смотрели на него, как на бога, ведь они знали, что Сквозняк считался в министерстве самым умнейшим специалистом в своей области. Ходили слухи, что Сквозняк мог запросто заткнуть за пояс докторов наук от педагогики в вопросах дидактики, деловых игр и психологии. Как звали даму из местной администрации, Сквозняк вспоминать не стал: собственно, зачем ему запоминать имена всякой пузатой мелочи.
— Интересно, что с нашими дамами? — задал он риторический вопрос, но ответ получил.
Юрий Владимирович вспомнил, что тёток расселили влево по коридору от их номера. Он даже вспомнил, что тех звали Наташа и Галина.
— А Виолетту Сергеевну, это которая из Администрации, поселили ещё дальше. Здорово вы вчера с ней зажигали, — радостно сообщил продажный писака. — Смотрелось прикольно: женщинка точно втюрилась в вас. Все её сто пятьдесят килограммов так и кричали: «Ну, возьмите нас, ну, возьмите!» Да ладно, бро, всё путём.
Сквозняк нахмурился, вспоминая. А ведь действительно он вчера выпил столько, что даже эта необъятная Виолетта показалась ему верхом совершенства. Он даже сплясал с ней несколько танцев под разудалую музыку, да и на «медленном» танце они
