с мамой вдвоём.
Когда Пинар вспоминала мать, то в голове всегда начинал звучать её сочный смех. Хотя тогда, в последние месяцы перед больницей, мама всё чаще грустила и сидела в этом же кресле. Или стояла у камина, трогая медные буквы, вделанные в фарфоровую плитку на каминной полке.
Пинар подошла и коснулась той самой плитки. Три буквы чётко выступали над поверхностью. Они обозначали слово «Холь». Пепел.
Женщина закрыла глаза. На ощупь буквы были гладкими и холодными. Интересно, что было на отбитой плитке перед ними? Пинар потрогала то место, где раньше, давно, до её рождения что-то было написано ещё. Как будтосилилась почувствовать и прочесть сквозь время исчезнувшие буквы. Но не получилось. Пинар поймала себя на мысли, что её снова со страшной силой тянет войти в камин. Больше, чем раньше. В страхе она отпрянула. Женщина очнулась, встряхнула головой, огляделась. Увидела мокрые пятна от ботинок на полу, и, вздохнув, пошла в коридор снимать обувь и переодеваться.
Через час Пинар принесла из кухни в гостиную поднос с ужином, посмотрела за окно, где разыгрался настоящий шестибальный шторм, задёрнула шторы, включила радио и, устроившись с ногами на кресле, начала пиршество. По радио вещали новости, потом начали передавать песни. Женщина согрелась, заслушалась и задремала. И в сумраке комнаты под грохот урагана и отблеск зарниц сквозь щели штор, перед Пинар, опять встала мать. Такой, какой она выглядела в ту самую злополучную ночь.
…Маленькая Пинар хотела развеселить грустную маму и корчила рожицы, в ванной комнате, чистя зубным порошком зубы. Мама рассеянно улыбалась, но поторапливала дочь. Потом быстро уложила её в кровать и поспешила закрыть дверь, пожелав спокойного сна. Обычно на ночь мама рассказывала сказку, поэтому Пинар никак не могла заснуть. Она поговорила с Максом — плюшевым зайцем, потом побеседовала с высокомерной Мисс Беатрис — куклой в кружевах и шляпке. Но девочке всё равно не засыпалось. И потом снизу слышались какие-то странные звуки. Пинар решилась спуститься в гостиную и посмотреть, всё ли в порядке. Мисс Беатрис жеманно поджала губы и отвернулась, зато Макс — настоящий друг, вызвался идти с ней. Они обнялись и открыли дверь в коридор.
Тихо шла Пинар по коридору, неслышно спустилась по лестнице, и вдруг яркий отсвет заполыхал в окнах и на гардинах. Девочка подбежала к арке в гостиную и увидела, как стоя в камине, горит мама. Девочка в ужасе бросилась на улицу.
Она бежала, спотыкаясь об камни, выронила где-то Макса, мчалась, не останавливаясь, до соседского дома. И отчаянно затарабанила в их дверь маленьким кулачками. Соседи в шоке слушали сбивчивый рассказ босой девочки, стоящей перед ними в ночной сорочке. Срочно завели её к себе, вызвали полицию.
Мать девочки нашли лежащей в камине, но ожогов на ней было немного. То ли она сама сбила пламя, то ли одежда была влажной, но, как ни странно, женщина мало пострадала. Её поместили в больницу, потом перевели в клинику для умалишенных, потому что говорила женщина странные вещи.
Пинар отправили в закрытую школу. Пару раз девочка посещала мать. Но та стала от лекарств вялой, только глядела в стену, ласково гладила дочь по золотым локонам и тихо бормотала небылицы. Однажды мать, глядя прямо в глаза Пинар, чётко проговорила: «Ты тоже так сделаешь. Как я. Потому что ты такая же».
А потом, в очередное посещение матери, Пинар отвели за корпус больницы, где была небольшая часовня при старом кладбище. И показали свежую могилу. На ней было фото мамы ещё до болезни. Со снимка глядела весёлая жизнерадостная женщина, полная сил. Она смеялась, поправляя шляпку на голове. Так Пинар увидела маму в последний раз.
Когда девушка выходила из ворот больницы, её догнала медсестра и отдала вещи матери: расческу с поломанным зубчиком, которой женщина часто расчёсывала дочери волосы; зеркальце с ручкой, треснутое посередине; пару бигудей; пачку документов и остановившиеся часики на цепочке. Всё это было завёрнуто в мамин платок, который она в любое время года носила на шее.
Вернувшись в школу, Пинар долго перебирала доставшееся ей от матери богатство, вспоминая светлые дни своего детства. Но дороже всего ей был платок. Она развернула его: от долгой носки он выцвел, во многих местах покрылся дырочками, но было в нём кое-что важное — он пах мамой. Пинар долго водила по его дырочкам пальцем, всё время утыкаясь в одну — самую большую, словно выжженную, с краешку. Она напоминала девушке звёздочку. Больше Пинар с платком не расставалась. Она с ним спала, ходила на уроки или прогулки. Платок всегда был с ней.
Когда девушке исполнилось восемнадцать, она вернулась в свой дом. Пинар почти ничего не поменяла в обстановке, только сделала генеральную уборку. Мамин платок она поместила в рамку под стекло и повесила в коридоре. Когда Пинар возвращалась откуда-нибудь, или уходила, девушка всегда смотрела на платок, и ей казалось, что сама мама благословляет её в путь или тепло встречает на пороге.
Потом Пинар закончила курсы стенографии, и её взяли секретарём в Королевское геологическое общество, где она и проработала всю жизнь. Ей было интересно ездить в экспедиции, она с удовольствием помогала в исследованиях. Но с не меньшим удовольствием потом возвращалась в свой дом в Пензансе, где ей никто больше был не нужен. Так прошла её жизнь.
Пинар открыла глаза. Призрак мамы исчез, растворился вместе с воспоминаниями. Мама сошла с ума. От тревог, от жизни. Но сама Пинар, почему её так тянуло встать в камин? «Ты тоже так сделаешь…», — вспомнила она слова матери. «Я точно больна, у меня жар», — потрогала Пинар свой лоб. Он был горячий. Женщина пошла на кухню, выпила таблетку аспирина и, проверив замки на дверях, поднялась к себе.
Закуталась в одеяло, слушая, как дождь отстукивает дробь по черепице, и постаралась заснуть. Но всё тело ломило, Пинар никак не могла найти удобной позы. Сон не шёл. «Кручусь, как больная собака на лежанке, — сердито думала она, — мне бы сейчас хоть немного покоя. Почему его нет? Что меня так тревожит?» Ответ неожиданно пришёл сам. Ей нужен был платок матери. Прямо сейчас. Нет, сейчас же!!!
Пинар вышла из спальни и прислушалась. В доме было тихо. Но вдруг снизу раздалось шуршание, потом звук тихого щелчка и сердце Пинар остановилось.
Но нет — это кукушка из часов прокуковала два раза.
Пинар шла по коридору крадучись, тихо ступая на менее скрипучие половицы пола в шерстяных носках с забавными помпонами. Ей казалось, что в
