– Человолчицу тоже, – сухо прибавил я.
Тома застыла в ступоре, не зная, как вывернуться. Подсказала царисса:
– Звери на привязи?
– Да.
– Буйные?
– Ни капельки.
– Берите с собой на прогулку. Всем будет полезно и интересно.
Царисса с дочкой удалились. Дядя Люсик, убедившись, что нам ничего от него не понадобится, остался в башне.
Обслуга снова бегала в мыле, как в день встречи дочек с матерями. Добрик напоминал метеор: не успеешь сформулировать желание, а он уже пронесся. Я разузнал у него: привезя сестриссу со спутником, Ася приехала с дочкой и не слишком многочисленной, но достаточной свитой. Свиту, включая полный комплект мужей, отправили в поселок. Царисса ночевала с царевной в одной комнате. Ночью не выходили, ни с кем подозрительным не разговаривали.
– А сестрисса? – заодно поинтересовался я.
Добрик объяснил:
– У священников тоже комната на двоих.
– Но в ней, наверное, только одна кровать?
– Конечно. – Он почти обиделся предположению, что их может быть больше.
Вспомнилась аналогия: в некоторых странах спальня без ванны спальней не считается. Здесь, видимо, кровать и есть спальня.
– А это нормально с точки зрения гостеприимства? – подкинул я логическую свинью. – Не обидятся, не проклянут? Все же разнополые… внешне.
– Сами попросили.
Любопытненько.
– А ночью… никуда не выходили?
– Нет, не выходили. – Добрик склонился поближе, понизив голос до веселого шепота: – И весьма усердно.
Я едва сдержал смех. Тома хмуро свела брови, но не выдержала и тоже улыбнулась.
– Но он же… – мои ладони обрисовали пухлую физиономию Панкратия, – сестрат?
– Еще какой.
– Разве сестраты…
– Еще как, – так же задорно сообщил Добрик.
– Кажется, я не все знаю о сестратах.
– А что ты знаешь? – вклинилась Тома.
– До сих пор не знал ничего. – Я задумчиво почесал затылок. – Теперь есть кое-какие соображения. Ладно, пошли приводить наш зоопарк в божеский вид.
Мы с Юлианом двинулись к выходу, а Тома стала диктовать, что послать в Лесянку и ту первую деревню, где приютили детей. Кое в чем она советовалась, на чем-то настаивала. Видимо, половину ночи обдумывала. Это хорошо. Мне казалось, ее беспокоили другие мысли. Как же приятно ошибиться.
Выходя, я поманил пальцем вчерашнего слугу:
– Помнишь все, о чем просили?
– Давно готово. Нести?
– Именно.
Заждавшиеся звери встретили нас с восторгом. Сначала мы с Юлианом и подошедшей Томой их накормили, а когда на пороге комнаты возникло все необходимое, я отвязал поводок Пиявки от держателя.
– Рядом!
Сыто рыгнув, самочка послушно посеменила со мной к только что внесенному тазу. Гибкое тело струилось по-над полом к окаменевшему у дверей слуге, который не знал, как испариться с пути чудища-людоеда, кошмара детства. Приблизившаяся Пиявка с расстояния в полметра обнюхала постороннего человека на предмет угрозы. Не нашла. Облизав губы, она довольно рыкнула. Мел на фоне лица парнишки показался бы желтым.
– Подожди, – остановил я слугу, явно намылившегося сбежать, причем быстро, и позвал обратно в комнату. – Иди сюда.
– Это же человолк!
– Это пойманный и привязанный человолк.
– Но человолк.
– Он не укусит. Точнее, она.
– Ага, – кивнул слуга, – сразу съест.
Ноги его не слушались. Слова вылетали без привязки к мыслительному процессу.
Дошло: он думает, что зовут в мойщики.
– Не прошу участвовать, просто подскажи. Не знаю, как подступиться. Для борьбы со вшами нужно обязательно убивать их всякими растворами, или достаточно обрить волосы?
– Вы о серых паразитах?
– О каких же еще? Вообще, просвети, кто и что это, и с чем их… нет, только кто и что.
Пиявка сидела на пятках, мордочка – набок, одно выставленное ухо с интересом внимало. Волосяная гидра на голове ветвисто топырилась, гадюки спутанных прядей лежали на плечах, опутывали спину и свисали до диафрагмы.
– Серые водятся только на голове, – осторожно начал парнишка. – Когда напьются крови, краснеют. Живут примерно месяц и каждые сутки откладывают по пять яиц, которые приклеиваются к волосам.
– Каждая особь? Ого.
– Можно убить растворами или отварами, но только взрослых. Молодняк вылупится в течение недели, тогда делают повторное омовение, а вычесыванием кончают с ними совсем.
– А что насчет бритья вместо вычесывания?
– Да. Достаточно обрить наголо.
– Все волосы?
– Если завелись только серые, которые на голове, то ниже брить не нужно. Верхние и нижние паразиты, – на миг обретя волю, глаза слуги опустились на сеновал под животом Пиявки, и взгляд снова упорхнул, – это разные виды, на других волосах не живут.
– Спасибо, – облегченно выдохнул я. – Свободен.
Еще не смолкло последнее слово, как дверь за слугой захлопнулась. Шум по лестнице удалился вниз со скоростью, словно там не побежали, а скатились по ступеням.
Тома, в это время игравшая с Шариком, обернулась:
– В средневековой Европе вши назывались божьими жемчужинами, а не мыться всю жизнь считалось признаком особой святости.
– И они называют нас варварами?
– Кто? – не понял Юлиан.
Он занимал в пространстве промежуточное место между мной с Пиявкой и Томой с Шариком. Не мог определиться, кому раньше понадобится помощь. Все говорило, что мне, но Тома – девушка, вдруг какой каприз?
– Кто вас обзывает? – напряг мускулы Юлиан.
Хоть сейчас готов ринуться в драку, защищать нашу честь. Таким он мне нравился.
– Есть там одни, – хмыкнул я, усаживая Пиявку в таз. Пришлось запихивать силой. – У нас на востоке была баня, у северян – сауна, у южан – хамам. И только эти цивилизаторы специальные духи изобретали, чтобы запах перебивать.
– У вас с ними война? – понял мой собеседник по интонации.
– У нас с ними мир. Но такой мир, что хлеще иной войны.
– Это как?
– Когда тебе несут мир, а ты не хочешь. А они несут. Несут и несут, несут и несут…
– Почему не хочешь?
– Потому что несут не наш, а их мир!
– И что? Это же мир.
– Но у меня свой, и я в нем счастлив.
– Живи в своем. – Юлиан искренне не понимал.
