в перспективности города, компании, которые в принципе могли бы прийти в такой город, должны знать о планах других компаний. Может быть, городу следует зазывать к себе целый комплекс взаимосвязанных предприятий. Профессиональное обучение бессмысленно, если оно не учитывает конкретные потребности таких компаний, а еще лучше — не организуется ими совместно.
Преодоление нового классового расслоения между высококвалифицированными и образованными специалистами и утратившей квалификацию малообразованной рабочей силой также требует мер, которые позволят решить проблемы обеих этих групп. «Застревание» на низкодоходных видах деятельности — это нередко просто последняя фаза социального неблагополучия, начавшегося еще в раннем детстве. Я предложил стратегию «социального матернализма»: активную практическую поддержку и консультационную помощь молодым семьям, находящимся под угрозой распада, а в дальнейшем — помощь в освоении учебной программы их детям в период школьного обучения. Мягкое наставление — главная черта социального матернализма, подобно тому, как контроль — главная черта социального патернализма. Но для преодоления классового расслоения мало просто создать условия для жизненного успеха менее образованных групп. Необходимо также ограничивать некоторые наиболее хищнические формы поведения востребованных профессионалов: способность побеждать в борьбе за рабочие места может давать им огромные возможности получения дохода за счет тех, кто в ней проигрывает. Слишком много самых талантливых людей в нашем обществе растрачивают свои таланты именно на такие игры с нулевой суммой, в то время как в других областях деятельности, приносящих огромную пользу всему обществу, — например, в сфере инноваций — наблюдается дефицит способных людей. Виды деятельности, в которых чаще всего происходит такая игра с нулевой суммой, должны облагаться более высокими налогами, чем отрасли, в которых работникам достается лишь небольшая часть создаваемого дохода.
Для сокращения разрыва между богатыми странами и странами, все еще живущими в нищете, мало одних лишь высоких душевных порывов. Люди, живущие в бедных и стагнирующих странах, видят выход для себя в том, чтобы вывезти из страны свои деньги, если они богаты, и эмигрировать, если им удалось получить образование. На индивидуальном уровне эти решения вполне рациональны, но в совокупности они наносят этим странам большой ущерб. Африка ежегодно теряет в результате оттока капитала 200 миллиардов долларов; с Гаити уезжает 85% молодых образованных работников. Когда мы рассматриваем такие явления только с точки зрения «прав человека», мы игнорируем обязанности, которые при этом нарушаются. Большинство людей не святые: они осознают свои обязанности, но искушение оказывается сильнее. Когда это происходит, моральная ответственность лежит на соблазняющем. В течение десятилетий бегству капитала из Африки в значительной степени способствовали лондонские юристы и швейцарские банкиры. То же можно сказать и об оттоке из Африки человеческого капитала: это вполне понятное следствие государственной политики, создающей возможности для такого исхода. Возьмем крайний случай. В Норвегии накоплен фонд национального благосостояния, объем которого составляет 200 тысяч долларов США на человека. Если семья из пяти человек уезжает из бедной страны и поселяется в Норвегии, она получает право на пропорциональную долю этих ресурсов в сумме 1 миллион долларов США, не считая любого дохода, зарабатываемого членами семьи. Что может противопоставить такому соблазну страна их происхождения? Но есть две группы людей, которые могут претендовать на тот же миллион долларов с гораздо бóльшим правом: это норвежцы, создавшие эти сбережения, и тысячи бедных людей, с которыми можно было бы ими поделиться. Нужно, чтобы бедные страны догоняли богатые.
Для этого наши богатые страны должны дать им то, что есть у нас и чего не хватает у них: частные предприятия, делающие труд людей более производительным. И мы могли бы гораздо активнее побуждать наши компании творить в беднейших странах это волшебство, каким бы обыденным оно ни казалось.
Переосмысление моральных оснований деятельности организации
Эта книга началась с вопросов морали. Этими же вопросами она завершается. Я попытался наметить основы моральной политики, в которой на смену странным и разъединяющим людей принципам утилитаризма пришли бы принципы, лучше отражающие человеческую природу и дающие лучшие конечные результаты.
Вопреки утилитаристскому представлению об автономных индивидах, извлекающих пользу из собственного потребления и имеющих равный вес в великой моральной арифметике тотальной полезности, атомами реального общества являются отношения. В отличие от homo economicus, патологический эгоизм которого сдерживается только платоновскими стражами социального патернализма, обычные люди понимают, что отношения рождают обязательства, а их соблюдение совершенно необходимо для того, чтобы мы могли ощущать осмысленность собственной жизни. Опасная и нездоровая комбинация воображаемых платоновских стражей и homo economicus, на которой до сих пор строилась публичная политика, неизбежно лишила людей чувства моральной ответственности, переложив обязательства на патерналистское государство. В этой странной пародии на средневековье простой народ — это грешники, которым должны указывать путь исключительные люди — святые. С возвышением утилитаристского авангарда таких святых явилось в избытке. В то время как обязанности передавались «наверх» — государству, оттуда на нас лились дождем права и притязания на участие в потреблении: мы стали детьми.
Но при этом государство взяло на себя обязанности, превысившие его возможности, — обязанности, правильное выполнение которых может быть лишь делом предприятия и семьи. Роль родителей, чье чувство долга перед детьми основано на любви, нельзя заменить никакими суррогатами, предлагаемыми патерналистским государством; роль предприятий, чьи обязательства перед сотрудниками основаны на продолжительных отношениях взаимности, нельзя заменить никакой профессиональной подготовкой, организуемой патерналистским государством. У государства есть своя роль, но она состоит в разработке метаполитики, возвращающей этим обязательствам то место в жизни, которое им принадлежит. Это был культурный сдвиг, который ослабил чувства ответственности членов семьи друг перед другом. На смену моральной семье пришел человек, обладающий правами и занятый последовательным удовлетворением своих желаний. Но государство потворствовало этому сдвигу, меняя законы, налоги и социальные пособия: если раньше они поддерживали семью, то теперь они работают на индивида. Государство может точно так же изменить свои идеи, законы, налоги и пособия таким образом, чтобы они способствовали восстановлению моральной семьи. Это был культурный сдвиг, который ослабил чувство ответственности частных предприятий перед сотрудниками и обществом; бизнес-школы учили целое поколение менеджеров корпоративному варианту homo economicus, согласно которому единственная задача предприятия — обеспечение прибыли для его собственников. Но и этот культурный сдвиг усугубился сменой материальных стимулов, когда управляющих инвестиционных фондов стал интересовать лишь уровень квартальной прибыли. Государство может использовать идеи, законы, налоги и субсидии для возрождения морального предприятия.
Высокомерие утилитаристского патернализма, достигло своей высшей точки, когда он начал применяться в мировом масштабе. Долг спасения, который должен был бы выполняться без каких-либо условий, стал инструментом морального империализма. Международные клубы, постепенно выстроившие системы взаимных обязательств в конкретных сферах регулирования, стали «инклюзивными» организациями
