Я вздохнула, поежилась. Ну вот, Лора — хотела убраться из города Теней — получай. Только вот твоя горькая радость осталась там, и вам уже никогда не встретиться из-за этой дурацкой печати…
Но что-то все равно надо было делать. Раз уж все сложилось именно так, я выберусь из леса и открою магическую школу. Спасибо тебе, Эрис, за то, что позволил узнать много нового в твоей великолепной библиотеке.
Я решительно вытерла набежавшие слезы и принялась за дело. В конце концов, глупо погибать в глухом зимнем лесу, когда судьба руками Сольи спасла тебя от кровожадной Релии!
Первым делом я выплела согревающий кокон, которым окутала себя с головы до ног. Это было несложным делом, тем более, что нас, как будущих хозяек, учили делать утепление для дома. Затем я запустила в небо заклинание «глаз». Когда оно поднялось выше деревьев, выяснилось, что я нахожусь не так уж далеко от реки, а там — деревня. Я засекла направление и твердо решила, что дойду, и ничего со мной не случится. Зверей я не боялась. До тех пор, пока при мне моя магия, я смогу их если не убить, то отпугнуть.
И я побрела в сторону деревни, время от времени расчищая себе дорогу от бурелома.
Стояла тишина. Небо — те его жалкие клочки, которые я видела — затянули тучи. Время от времени начинали срываться редкие снежинки, предвестники затяжных снегопадов. А я брела, останавливалась, чтобы передохнуть и заклинанием подлатать рвущиеся туфельки, и размышляла.
Я думала о своем муже, как он там. Отчего-то было неспокойно за него, потому что он остался один, считай, посреди дворцового гадюшника, рядом с братом, который желал ему всего самого дурного. И у меня сердце разрывалось от жалости к Эрису, и от странной, необъяснимой тоски, потому что теперь я была совершенно одна, и шансов на встречу с ним больше не было.
Попытайся, Лора, хотя бы теперь понять, что ты в нем нашла, в этом лорде из города Теней.
Вспомни, что он дал приказ своему фантому тебя соблазнить и использовать.
«Но он это делал, потому что ненавидел людей. Кажется, любой бы на его месте, растянутый на крюках, поступил так же».
Вспомни, что, когда ты разрушила заклинание Оттона ле Ферн, он вернул себе силы за счет тебя.
«Он не думал больше ни о чем, кроме побега».
Ну и, наконец, то, как он с тобой обращался поначалу.
А, собственно, как?
Пытался играть в равнодушие, тогда как глубоко внутри уже поселилось совершенно нерациональное для шеда чувство к человеческой девушке.
И, пытаясь задавить чувство вины, словно набедокуривший мальчишка, подсовывал подарочки. Так смешно и горько одновременно. Рассудком давить в себе любовь, чтобы потом осознать всю бесполезность этого занятия и сдаться…
Стыдно признаться, но именно это набедокурившее, совершающее ошибки счастье я и полюбила. Казалось бы, за что?
И все плохое, все неправильное забывалось. А в памяти жило то робкое прикосновение в библиотеке. И полет на эшти. И разговор в саду.
Теперь мне придется научиться жить без этого. Забывать… наверное, не стоило. А жить — придется.
Я брела и размышляла о том, что мне, выпорхнувшей из пансиона святой Матильды, довелось пережить столько, сколько порой женщины не переживают и за всю жизнь. Я встречала таких злодеев, что просто чудом казалось остаться в живых, а ещё большим чудом — не стать такой же, как они, не испачкаться в их ненависти. Оттон ле Ферн ненавидел шедов и мстил за сестру, а сам держал в темнице мать Сарро. Сарро отомстил за мать, убив собственного отца, но при этом, глазом не моргнув, обчистил сокровищницу замка, а меня отдал вождю алишс на верную смерть. И ему было совершенно наплевать на то, что со мной сделают. Хотя от меня Сарро ничего плохого не видел. А наш добрый король так завидовал герцогу ле Ферн, что дал задание Уимберу разыскать никому не нужную сироту, которая бы могла шпионить в замке герцога, а ещё лучше — сломать все, что тот построил, пусть и ценой собственной жизни.
А город Теней? Один Орис чего стоил, взявший с брата клятву принести Солью и удовольствовавшийся тем, что соперник сгинул в людских землях. Или Релия? Вот уж злобная стерва!
Картинка вырисовывалась столь занятная, что я даже рассмеялась.
На фоне таких замечательных злодеев мой запутавшийся в собственных чувствах муж казался едва ли не святым. При всех его недостатках и нелюбви к людям, да. И в самом деле, великой удачей для меня было просто остаться собой. Возможно, стать чуточку сильнее.
…Вечером я вышла к реке. И, когда уже на землю спустились сумерки, постучалась в ставни дома, который стоял на отшибе.
— Кто там? — раздалось изнутри.
— Откройте, пожалуйста, — вежливо попросила я, — я щедро заплачу.
Денег, конечно, у меня при себе не было — да и вообще, ничего не было. Драгоценный гарнитур матери Эриса остался на прикроватной тумбочке, потому что заниматься любовью всю ночь напролет в таких тяжелых и громоздких украшениях было неудобно.
В доме воцарилась тишина. Я на всякий случай подошла к двери, все же надеясь, что мне откроют — и не ошиблась. Раздался душераздирающий скрип давно несмазанных петель, на меня дохнуло теплом и чем-то кислым. С порога на меня уставилась немолодая женщина, за подол которой цеплялось трое детей, мал мала меньше.
Я прекрасно представляла себе, что она увидела: зимним вечером, почти голую девицу, наряженную в белый шелк и кружева.
— О, — глаза женщины округлились, — ты…
— Пожалуйста, пустите, — взмолилась я, — вы не пожалеете, клянусь!
И она, подумав, отступила назад, позволяя мне войти. Перед этим, правда, внимательно огляделась, словно проверяя, не привела ли я с собой шайку разбойников. Я с наслаждением сбросила магический кокон, протопала за хозяйкой через сени, внутрь избы. Вдоль бревенчатой стены стояли темные, влажные бочки, оттуда пахло чем-то кислым. Я тут же вообразила себе, что там — квашеная капуста, или моченые яблоки. Рот моментально наполнился голодной слюной. В последний раз я ела на королевском балу.
Я вошла в избу следом за хозяйкой, окруженная детьми. Внутри оказалось уютно и, на удивление, не бедно. Изба оказалась разгорожена бревенчатыми стенами, посередине была сложена большая печь, так что обогревались все комнаты. В первой же комнатке, куда меня привели, я увидела большой стол, лавки. За столом сидел мужик в рубахе из небеленого льна и что-то плел из бересты. И все это при свете магического светильника, укрепленного на высокой кованой подставке.
— Клейн, тут это… — несмело протянула жена, указывая на меня.
Он смерил меня подозрительным взглядом, затем вскочил на ноги — дети порскнули от него в разные стороны. Но Клейн при этом не выглядел рассерженным или злым. Наоборот, казалось, он был доволен.
— Ты ведьма! — сказал он, глядя на меня, — темная ведьма!
Я вздохнула. Прищурилась на Клейна, в первую очередь рассматривая его резерв и ауру, а уж затем — роскошную русую бороду, заплетенную в две косицы, кудрявые волосы и ярко-голубые глаза, которые, казалось, сами светятся в полумраке.
