Книга Полет Пустельги - Сергей Дмитриевич Трифонов

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95

Гитлер взял с письменного стола бумагу и протянул ее мне. Это был приказ Мильха на бланке Люфтганзы о командировании летного капитана Ганса Баура в распоряжение руководства НСДАП в соответствии с договором от 26 февраля текущего года между компанией Люфтганза и НСДАП. Договор он мне не показал. Я расписался на приказе.

— Все вопросы, Баур, урегулированы. Вам к ежемесячной зарплате летчика Люфтганзы будут выплачены солидные комиссионные. Летать будем на вашем «рорбахе».

Он вновь встал и, смущенно глядя на меня, признался, что боится полетов. Вернее, не боится, а опасается. Но я был рекомендован, как самый надежный и опытный пилот. Кто меня рекомендовал, он не сказал. Он попросил рассказать о самолете, особенностях и опасностях полетов.

Более часа пришлось мне разъяснять Гитлеру, что авиатранспорт надежнее железнодорожного. Статистика убеждала в том, что в железнодорожных катастрофах ежегодно погибает в сотни раз больше людей, чем при падении самолетов. «Рорбах» был обеспечен всем необходимым, он достаточно комфортен, надежен и безопасен. Я на карте показывал города, в которых имелись хорошие аэропорты и аэродромы. Честно признался, что в ряде случаев придется садиться на слабо подготовленные полосы. В первую очередь это касалось городов северо-востока и востока Германии. Непогода, конечно, будет создавать пассажирам некоторые неудобства, тряской, например, но наличие современных аэронавигационных приборов максимально гарантирует безопасность.

Мне показалось, Гитлер немного успокоился. Он достал из шкафа маленькую синюю коробочку, вынул из нее значок члена НСДАП, прикрепил его на левый лацкан моего синего летного мундира.

— Носите гордо, Баур. Уверен, у вас будет еще много разных наград. Но этот знак особый. Он демонстрирует вашу причастность к делу преобразования великой Германии.

Гитлер позвонил по телефону и вызвал своего адъютанта Брюкнера. Тот немедленно явился, вскинул руку в приветствии, а потом пожал руку мне.

— Брюкнер, — обратился к нему Гитлер, — мы с Бауром оговорили общие вопросы. Прошу вас обсудить с ним детали и совместно скорректировать график полетов.

Брюкнера я знал с двадцать третьего года. Это был очень высокий, атлетически сложенный мужчина, примерно сорока пяти — сорока восьми лет, с приятным лицом.

Я попрощался с ними, и Зеп Дитрих проводил меня до машины. По дороге домой я старался разобраться с мыслями. Безусловно, работа в качестве пилота у Гитлера, самого харизматичного, самого популярного политического деятеля Германии, была престижной. Материальная сторона тоже имела немаловажное значение. Кто, интересно, рекомендовал мою кандидатуру Гитлеру? Понятно, что Гитлера я должен устраивать. Один из лучших пилотов Германии, это, во-первых. Во-вторых, как и он, ветеран войны. Гитлер всегда это ценил. В-третьих, я из простой небогатой семьи. Не аристократ, не потомственный офицер. Гитлер этой категории людей никогда не доверял. Ну и, кроме того, я вступил в партию шесть лет назад. Следовательно, приказ о моем прикомандировании к Гитлеру можно рассматривать как важное партийное поручение. Но почему Мильх заранее не предупредил меня? Не успел или не посчитал необходимым снизойти до подчиненного, до одного из тысяч работников Люфтганзы? Знал ли об этом Гесс? Если знал, то почему не предупредил? Вопросов рождалось больше, чем ответов. Поэтому я решил: будь, что будет. Как там у русских: «Бог не выдаст, свинья не съест». Чертовски верная поговорка.

Берлин. 9 мая 1945 года

Вернувшись в Берлин, Савельев решил вначале повидаться с подполковником Кирпиченко, узнать у него последние новости. Но отдела военной контрразведки 79-го стрелкового корпуса на месте не обнаружил. В здании теперь располагалась одна из районных комендатур Берлина. Дежурный лейтенант раскрыл перед Савельевым план города и указал на кружок. Это был Берлин-Бух, окраина города, рабочий поселок.

Берлин-Бух мало пострадал. Улицы, застроенные небольшими одинаковыми одно— и двухэтажными домами, заполнены людьми. Военные группами сидели на траве, стояли на проезжей части дороги, пели песни, кто-то плясал. Повсюду играли гармошки, баяны, аккордеоны, из патефонов раздавались звуки самой разнообразной музыки. Кое-где к военным присоединялись немцы. Солдаты и офицеры приглашали немок танцевать. Детвора носилась с радостными криками, гоняла по улицам на велосипедах. Военные угощали ребят сахаром, шоколадом, консервами, хлебом. Мальчишки весело тащили домой мешки и ранцы, набитые продуктами. У сетчатых металлических заборов их встречали матери, суетливо относившие продукты в дома и вновь возвращавшие детям пустую тару в надежде на то, что праздничное настроение русских позволит пополнить продовольственные запасы семей.

По лицам немцев угадывалось, что и они находились в приподнятом настроении. Все же закончилась эта проклятая война. И какой бы трудной ни была впереди жизнь, она будет мирной, без похоронок, без страшных авианалетов и артиллерийских обстрелов, без вечного страха перед гестапо, без геббельсовского вранья. Немцы, словно муравьи, все время чем-то занимались. Возможно, поэтому буквально на глазах таяли свидетельства недавних боев. Конечно, основательно разрушенный центр Берлина требовал огромных материальных затрат и людских ресурсов. Но окраины преображались.

За заборами, вокруг домиков, цвели яблони. Повсюду молодая густая зеленая трава, а на ней россыпью желтели цветы мать-и-мачехи. Запах цветущей сирени заглушал все другие запахи, дурманил, расслаблял. Отдел военной контрразведки 79-го стрелкового корпуса поместили в небольшой дом, примыкавший к корпусу бывшей районной больницы. Теперь здесь располагался номерной ХППГ (хирургический подвижный полевой госпиталь). В нем работала группа врачей-патологоанатомов и судмедэкспертов во главе с подполковником Шкаравским, занимавшаяся идентификацией останков Геббельсов, Гитлера и Евы Браун. Сами останки находились в помещении больничного морга, в подвале дома.

Кирпиченко на месте не оказалось. Дежурный офицер отдела, от которого за версту несло винными парами, поздравил Савельева с победой, с присвоением очередного звания и тут же предложил выпить. Чтобы не обижать капитана, Савельев согласился. Кирпиченко, со слов капитана, убыл отдыхать.

— Устал он шибко, товарищ подполковник, сами знаете. Ну и выпил, конечно, крепко за победу, — капитан потянулся за бутылкой, но Савельев поблагодарил и отказался. Он спросил:

— А ты не знаешь, где теперь дислоцируется опергруппа полковника Грабина? В отделе контрразведки армии?

— Нет. Тут они располагаются, — капитан ткнул указательным пальцем в потолок, — на втором этаже. Думается, товарищ полковник тоже отдыхает. А, может быть, и нет. Вы загляните.

Грабин сидел за большим письменным столом, зарывшись в бумаги. Увидев вошедшего Савельева, который попытался по всей форме доложить о своем прибытии, устало махнул рукой, обнял подполковника.

— Поздравляю, Саша, с победой и с подполковником. — Грабин разлил по рюмкам коньяк, придвинул блюдце с конфетами. Выпили.

— На сегодня хватит. Нам еще с тобой

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95