свой глаз карлик.
– Ну, йогурт, сметанка, кефир, творожок. Натуральное все. Из под своих коровок, – развернула рекламную компанию чародейка.
Ловко выудила глиняный горшочек, повертела в руках, чтоб все видели. Зачерпнула специально приготовленной для презентации ложечкой дрожащую сливочно-черничную массу. Сунула сопротивляющемуся гному в рот. Тот для приличия помахал руками. Но спорить с наглой девицей на рискнул, рассчитав, что проглотить дешевле выйдет. Сморщился. Но тут же расцвел в блаженной улыбке. Мурлыкнул:
– Еще!
Довольная Сенька на радостях скормила ему всю банку. Потом выскребла еще одну – уже со сметаной. А сверху гном залил еще пол-литра кефира.
– Все! – сыто крякнул. – Вкусно. И что это за зелье?
– Почему зелье? – не поняла Сенька.
– Ну ты же ведьма, – пожал плечами гном.
– Ну, не то чтобы прям ведьма. Впрочем, как разница кто я? Это вообще вот его ферма, – ткнула она пальцем в дракона, – и товар его. А я маркетолог.
– Кто? – гном аж ухо вперед выставил.
– Эээ… посредник… пиарщик… менеджер по продажам… ммм… Окей, ладно, ведьма, ведьма я, – махнула на объяснения рукой она. – Подпишешь бумажку?
– А оно волшебное? – снова заглянул в сумку карлик.
– Ага, рога от него растут, – не растерялась Сенька.
– Вот, коза, – схватился за голову начальник рынка.
– Эй, ты опять? – сурово свела брови на переносице девушка. – Пошутила я. Растут только у тех, у кого они в принципе есть. Молочка не волшебная. А полезная. Кальция в ней много. Для костей, зубов, ногтей и волос хорошо. И белка. Это для мышц. Ну, чтобы руки были во! – Потрясла она согнутой в локте рукой, по-детски демонстрируя «силу».
– Ладно, уговорила, – после минутного раздумья протянул одноглазый. – Давай грамоту, подпишу. Торгуй. Только смотри мне! – погрозил кулаком. – Без шалостей. Колдовство – вон там, в первом ряду. И за другую налоговую ставку.
Сенька поджала губы, уважительно покивала. Махнула Тарасу, мол, чего стоишь, выставляй скорей, пока зеваки не разошлись. Мужик спешно начал вытаскивать баночки, чуть не перебив добрую половину. Разогретые дегустацией покупатели смели товар мгновенно. На всех даже не хватило.
– Не переживайте, товарищи, завтра еще привезем! – скандировала с прилавка разгоряченная удачей Есения.
Дракон страдальчески закатил глаза. Вся эта идея с фермой ему уже не казалась прекрасной. Хотелось домой, в свою пещеру. И желательно одному. Он даже начал продумывать план потери дорогих друзей на рынке или где-нибудь по дороге. Фантазии так приятно грели душу, что Орландо даже заулыбался. Размечтался! В реальность его вернула одна подруга, которую он так и не успел потерять. Довольным камнем она повисла на чешуйчатой шее.
– Ура! Получилось! Вот, смотри, – потрясла перед носом горстью мятых бумажек, – это деньги. Наши. Честно заработанные. Так что, гуляем братцы! Надо закупить продукты. Заплатить налог. И остатки отложить на развитие дела.
Дракон тяжко вздохнул. Тарас облизнулся на купюры, но Сенька тут же спрятала их в поясную сумку:
– Все, сворачиваем лавочку. У нас еще очень много дел. Надо подготовить партию на завтра. И продумать какой-то вариант с продавцами. Не каждый же день сюда таскаться самим.
***
Амаль проложила трясущиеся губы к холодному кубку. Сделала маленький глоток. Терпкая густая жидкость обожгла язык. Бабушка рассказывала об этой амброзии, которую наливают только здесь, на вершине горы Вердад. Амаль прикоснулась подушечкой среднего пальца к капельке на нижней губе. Алые змейки опутали фалангу, зарылись в каждую бороздочку. Молодая женщина испуганно отдернул руку. Украдкой вытерла о подол изумрудного платья.
– Не бойся, ему надо признать тебя, – обнял за плечи бархатный голос.
Амаль вздрогнула. Обернулась. Никого. Только язычок одинокой свечи трепетал так же, как и она сама. Зеленые глаза прищурились в попытке разглядеть, кто там прячется в темноте. Но увидеть получилось только кусочек коричневого балахона, мелькнувшего в дорожке лунного света. Женщина поставила кубок на край большого валуна, испещренного желобками, схематичными изображениями людей, оборотней, змей, фей, эльфов, каких-то животных и витиеватыми узорами. Шершавый камень как будто ответил. Легонько шаркнул по ребру ладони. Прикосновение показалось Амаль горячим, но приятным. Винные кольца на пальце засветились и запульсировали. Камень признал Амаль.
Это был первый ее Совет. Бабушка успела подготовить. Она много рассказывала о церемонии идентификации, о самих встречах, традициях и этикете. И об обязанностях, которые ждали Амаль. Она всегда слушала мудрую Жюльетт с открытым ртом. Вместо сказок на ночь просила бабушку поведать легенду о Затерянном королевстве, ее далекой родственнице Эстелле и рождении Семидержавья. А когда надоедало, то про Советы, в которых участвовала сама Жюльетт. Повелительница души не чаяла во внучке, поэтому редко ей отказывала. С улыбкой всегда усаживала девчонку на колени и тихим проникновенным голосом рассказывала истории. Кроме одной. Про свой первый Совет. Всегда отнекивалась «еще не твое время, деточка». Уже позже Амаль узнала, что так тщательно скрывала бабушка. Передать право на кресло в Совете и трон Жюльетт должна была перед самой смертью, с последним вздохом. И только той, что взойдет на престол. И вместе с тем начать обряд идентификации – смешать свою кровь с кровью преемницы. Потому хозяйка Медовицы и не могла раскрыть карты перед внучкой. Думала, ее место займет дочь. Но она отказалась.
Амаль покачала головой. Мама всегда недолюбливала двор. Его пышность, церемониал, бесконечный королевский этикет и невозможность построить счастливую личную жизнь. Бабушка, пока имела влияние на дочь, держала ее в ежовых рукавицах. Но потом сдала и хватку ослабила. Женевьева, наконец, смогла выбраться из под парчовой материнской юбки. А однажды за завтраком и вовсе объявила:
– Дорогие мои, я решила отречься от трона в пользу Амаль. И завтра же покинуть дворец. Мы с Шарлем-Режьеном хотим пожениться и жить где-нибудь подальше от столицы, – невинно хлопая густыми ресницами, она продолжила намазывать масло на кусок горячего тоста. Бабушка позеленела. Семнадцатилетняя Амаль подавилась. – Девочка моя, – Женевьева протянула изящную руку и легонько похлопала дочь по спине, – ты уже взрослая. Так любишь всю эту дворцовую пыль. А я… – она картинно закатила красивые глаза. – А я люблю дворецкого. Вот незадача!
Она промокнула напомаженные губы салфеткой. Едва прикоснулась ими ко лбу Амаль. Почтенно склонила голову перед матерью.
– Я и вас очень люблю. Но, – развела руками, – ведь все понимают, что правительница из меня будет никудышная. Поэтому… – тяжело вздохнула, – Аревуар, дорогие мои! Аревуар!
С тех пор Амаль видела мать лишь раз. На похоронах бабушки. И то несколько мгновений. А после – элегантную кружевную шляпу, садившуюся в такую же утонченную карету. Женевьева не осталась ни на поминки, ни на коронацию дочери. Она даже не подошла, чтобы ее обнять. Это было восемь лет
