прорвусь, вообще непонятно, как это могло произойти.
Еще одна таблетка седативного. И еще одна.
Сохраняю.
18 июня 2110 года
Сегодня утром позвонил Минц и поинтересовался, как я себя чувствую. Попросил завтра появиться на работе, пришел срочный запрос из центральной штаб-квартиры.
Окей, Петр Анатольевич, я появлюсь.
Ближе к вечеру я зашел в базу знакомств и за пару часов подобрал себе новую «стеру» – крупную блондинку Камилу с бюстом четвертого размера. Мы мило провели время в баре, затем переместились ко мне. У Камилы был пирсинг в левом соске и цветная татуировка на пояснице. Она тихонько подвывала во время секса и под конец поставила мне несколько царапин на спине и ягодицах. Ночью мы повторили это еще раз, а наутро я проснулся с ясным ощущением, что – все. Наваждение исчезло. Да и было ли оно вообще?
У меня все хорошо. И даже больше, чем хорошо. Я молод и привлекателен, и так будет всегда. В моей постели двадцатилетняя блондинка с безупречным телом. И это тоже будет всегда. Я ни в чем себе не отказываю, у меня третья категория из шести, практически золотая середина. И я один из лучших программистов-любителей планеты.
Жизнь прекрасна. Даже без седативных.
Сохраняю.
23 июня 2110 года
Это сродни искусству удерживать равновесие. Седативное по утрам. Вечерами – Камила. И много-много алкоголя. И снова Камила. Пару раз даже не одна она, а с подругой. Которой я не то что имени, лица не могу вспомнить – очень много алкоголя. Затем черный и душный промежуток сна. А утром опять седативные.
Я не продержался и недели.
В пятницу я случайно увидел Ольгу из окна своего офиса – она стояла на тротуаре и что-то высматривала вдалеке. Я невольно загляделся на нее, на ее фигуру – вроде бы ничего особенного, та же Камила намного эффектнее и сексапильней, а вот ведь – не оторваться. И тут возле Ольги остановился автомобиль. Электрокар Тесла-Порше. Я прекрасно знал, сколько стоит такая машина, ее не могут себе позволить даже служащие четвертой категории.
Из автомобиля вышел высокий брюнет лет сорока и открыл перед Ольгой дверцу. Она села на пассажирское сиденье, и через пару мгновений от спортивного электрокара остались только две антрацитовые полосы на асфальте.
А от меня вообще ничего не осталось.
24 июня 2110 года
Я не помню, как я в тот день добрался до дома. Помню только, что отрубил все средства связи, спустил в унитаз оставшиеся седативные, упал и заснул.
Глаза цвета бутылочного стекла. Едва различимые в темноте ласковые морские волны. Длинные, до хрупких лопаток волосы. Прикосновение губ. И чистые, без единого пятнышка мочки ушей. «Нет, – сказала Ольга, – я не могу, прости». Я не могу, не могу, не могу. Глаза, губы, мочки ушей, платье на голое тело, головокружение, снова губы, я не могу, не могу, не могу… В шесть часов вечера меня разбудил звонок домофона. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Чтобы в лобных долях поселилась тягучая фиолетовая боль – никакой Ольги со мной не было.
Наконец я заставил себя подняться и дойти до двери: Камила.
Она пыталась связаться со мной вчера вечером и решила проверить, все ли в порядке.
Камила замолчала, заправила за татуированное ухо два платиновых локона.
Да, все в порядке, сказал я, просто тяжелый день на работе.
Я не успел еще закончить эту фразу, а Камила уже вышагнула из своего платья.
Затем был секс, неутолимое, ненасытное либидо вечно двадцатилетней Камилы, спасибо хрономеразе и лично Алексею Оловникову. Я же смотрел, как извивается подо мной холеное породистое тело и ничего не чувствовал. Совсем ничего. Эта «стера» тоже для меня закончилась. И все остальные «стеры» тоже. Это как откровение, мгновенное и необратимое. Щелчок – и все до одной стерилизованные женщины в одночасье превратились для меня в силиконовых кукол. Секс с которыми был сродни мастурбации. Уж лучше тогда рукой, ей богу.
Я терпеливо дождался, когда Камила кончит, и отправил ее домой. А сам до утра провалялся в каком-то беспамятстве, в полусне-полудреме. Словно боялся заснуть, боялся снова увидеть маму. Боялся стать ею, смотреть на мир ее глазами. Увидеть самое дорогое, что у нее есть, – ее сына. Содрогаться от любви и нежности к нему, бороться с желанием задушить в своих объятьях. Его, этого девятилетнего мальчишку с длинной челкой и ободранными коленками. В котором так трудно было узнать Константина Грановского, 31/76 лет, служащего третьей категории.
25 июня 2110 года
Утром, сразу же как проснулся, я позвонил Ольге и сказал, что хочу ее увидеть. Я слышал, как она колеблется и раздумывает, но в конце концов Ольга согласилась.
Мы условились встретиться на набережной. На этот раз Ольга была одета подчеркнуто просто, словно пыталась избежать даже намека на свидание – футболка, джинсы и кеды. На голове бейсболка, волосы собраны в хвост. Какая милая уловка. И совершенно излишняя, неработающая – глаза. Глаза-то никуда не спрячешь, не прикроешь тканью, как бедра и грудь.
Я взял Ольгу за руку, посмотрел в глаза цвета бутылочного стекла и сказал, что люблю ее. Что не представляю жизни без нее. Что готов отдать все что угодно за то, чтобы быть с ней. Что хочу от нее детей. И пусть мне не по карману лицензия на ребенка – я готов нарушить закон. Главное, чтобы вместе. Главное – чтобы вместе с ней.
Нет, сказала Ольга.
И это ее «нет» до сих пор звенит у меня в ушах. Ты мне очень нравишься, Костя, правда. Но ты не понимаешь, о чем говоришь. Не имеешь ни малейшего представления о том, что такое незаконнорожденный ребенок и что за это полагается. Сохраняю, сохраняю, сохраняю, сохраняю, сохраняю…
26 июня 2110 года
Ольга оказалась права – я действительно не разбирался в законах, регулирующих рождаемость. Да и с чего бы, собственно?
Незаконнорожденный ребенок – это особо тяжкое преступление. Не такое, конечно, как убийство, за которое полагается смертная казнь, но все же. Вся семья, включая рожденного в обход закона ребенка, переселяется в Гетто. Родители перестают получать хрономеразу и проходят процедуру принудительной стерилизации.
А я-то думал, что Гетто – это только для отступников, для тех, кто, подобно моему отцу, добровольно решил отказаться от несмертия. Как выяснилось – нет.
Стать простым смертным – вот какова была цена за незаконное рождение ребенка. Состариться и умереть, чтобы принести в этот мир новую жизнь.
Да, сказала Ольга, только это не все.
Незаконнорожденный
